– В измене! – внушительно ответил тот. – Очень серьезное обвинение. Вот этот парень, которого сегодня судят – один из ближайших приближенных правителя. Так что тут не шутки.
– Его казнят? – протянула девушка, разглядывая узника.
– Естественно. Вопрос лишь в том, когда и как это сделают.
– Жа-алко…
– Он тебе понравился? – шепотом поинтересовалась Лети, наклонившись к самому уху Кайндел.
– Красивый мужчина… А тебе не нравится?
– Не очень. – Пушистая иномирянка слегка дернула пальцами рук – это означало сомнение или задумчивость. – У него черты очень резкие, живот втянутый, и кожа совсем голая…
– Во-первых, не втянутый, а просто плоский…
– Значит, он голодает! Или голодал!
– Не обязательно, Лети. У людей наличие выступающего живота говорит скорее не о зажиточности, а о лени. О нежелании за собой следить.
– Ну, не знаю. – Ее собеседница повела ушком и еще раз оглядела мужчину с ног до головы.
– Ладно, – фыркнула Кайндел. – Мы с тобой отвлеклись от сути дела.
Время тянулось медленно. Сперва о чем-то расспрашивали обвиняемого, который пытался отвечать твердо и как бы равнодушно, но голос вздрагивал, и бледность накатывала волнами. Потом расспрашивали кого-то еще, должно быть, свидетелей. Заинтересовавшись мужскими типажами в среде иавернцев, Кайндел очень внимательно разглядывала каждого из выходивших, между делом думая о том, насколько все они похожи на ее соотечественников. Все-таки обитатели Терры (как оэсэновцы назвали иавернцам свой родной мир, для простоты) и местные жители принадлежали, грубо говоря, к одному биологическому типу.
В отличие от обитателей Джаншуру и Сайяна.
Думала она, конечно, не только об этом, и, улавливая время от времени знакомые слова и фразы, спрашивала Федевана:
– О чем они говорят?
Тот отвечал, но его пояснения мало помогали ей, потому что сам Черный, судя по всему, ходом процесса был заинтересован мало. Он наслаждался занятым положением, наслаждался соседством могущественных и родовитых людей, и о чем-то увлеченно переговаривался с Саудхаваном и Аданахауром на иавернском языке. Речь же на суде, как поняла Кайндел, шла о каких-то документах и картах, которые обвиняемый кому-то передал, и еще о документах, которые обнаружили у него в покоях, однако то, что он их похитил, молодой человек отрицал, и объяснить, откуда они взялись, отказался. Вслушиваясь в сбивчивую, деланно-спокойную речь, девушка внимательно разглядывала его лицо, которое видела в профиль. Профиль у парня был точеный – в самый раз на монеты или камеи.
В ответ на одну из реплик обвиняемого сидящий по правую руку от правителя старик что-то громко и раздраженно ответил и звучно стукнул посохом об пол. Легкий, будто жужжание пчелы, гул посторонних разговоров, царивший в зале, стих в тот же миг. Судя по всему, старик был не только воином, но и важным чиновником, поскольку его облекала роскошная алая мантия, седые волосы схватывала золотая полоса венца. Именно он задавал вопросы как подсудимому, так и свидетелям. Правитель по ходу процесса не произнес ни слова. Впрочем, он и на подсудимого-то избегал смотреть.
– Что сказал старик в красном? – едва слышно поинтересовалась курсантка у Федевана.
– Он говорит, что этот человек лжет, – пояснил Черный, кивая на обвиняемого, стоящего посреди залы под охраной четырех бойцов в черных мундирах с алыми кантами.
– Ну, ерунда, – протянула Кайндел, может, чуть громче, чем следовало. – За все время процесса парень не сказал ни слова лжи.
– Правда?
– Абсолютно точно. Голову даю на отсечение.
– Откуда ты знаешь? – удивился курсант-иавернец.
– Ну как «откуда»…
– Нет, я знаю про твои способности, – поспешил добавить он. – Но ведь ты не знаешь нашего родного языка. Как ты может определить…
– Мне не надо знать языка, чтоб определить, лжет человек или говорит правду. Достаточно просто знать человеческую природу. А иавернцы и терриане, сам знаешь, состоят из одинакового мяса и костей. И нервные системы наши очень сходны, – она улыбнулась и развела руками.
– Так, может, этот человек невиновен, – тихонько сказала Лети. – Наверное, надо сказать…
– А зачем? Если иавернцам зачем-то надо его казнить, пусть казнят. Это их внутренние дела. Зачем я буду вмешиваться?
И с сочувствием взглянула на обреченного.
Однако через мгновение почувствовала на себе внимательный взгляд. Обернулась – но сидевший ярусом выше длинноволосый молодой иавернец уже перевел взгляд с нее на Федевана и, наклонившись к нему, о чем-то спросил. Черный охотно ответил, потом дополнительно пояснил. Окатив Кайндел еще одним внимательным взглядом, местный житель торопливо поднялся и пропал между соотечественниками.
– А этот чего хотел? – спросила девушка.
– Попросил перевести то, что ты сказала. Я перевел. Потом спросил, кто ты.
Она кивнула и снова принялась от скуки рассматривать то трибуну, где сидел правитель и его приближенные, то прочих присутствующих. Старик в алой мантии и с посохом снова что-то громко и гортанно выкрикнул, и тишина стала еще более глубокой, казалось, даже мухи ненадолго замерли в воздухе, чтобы не мешать своим жужжанием. Обвиняемый побелел, когда, словно отвечая старику движением, правитель поднялся с кресла, медленно вынул из ножен меч, который ему поднес оруженосец. Это означало что-то очень важное, и, хотя курсантка не понимала, что происходит, она тоже напряглась и вытянула шею, наблюдая за Иедаваном.
Но через мгновение случилась заминка, которую, похоже, никто не ждал. Появившись на почетной трибуне, длинноволосый иавернец, прежде сидевший за спиной у Кайндел и Федевана, наклонился к уху одного из ближайших приближенных правителя. На его шепот отвлекся сам владетель области. Обернулся, опустил меч, прислушался, а потом сделал какой-то знак. Длинноволосого подтолкнули, он выпрямился, смущенный, и что-то негромко промямлил, а потом на короткий вопрос Иедавана ткнул пальцем в ту сторону, где сидели курсанты ОСН.
У Кайндел екнуло сердце.
Правитель повернул голову в ее сторону и что-то сказал. Длинноволосый слетел с почетной трибуны так бойко, словно его оттуда сдуло, и вдоль каменных сидений нижней ступени припустил в сторону оэсэновцев. Остановился перед курсанткой, слегка поклонившись, произнес что-то. Потом покосился на Федевана.
– Милорд просит тебя подойти к нему, – поспешил перевести Черный. – И меня, в качестве переводчика.
– Да, конечно, – с рассеянной улыбкой согласилась девушка и поднялась с места.
Не слишком-то легко оказалось идти через весь зал под внимательными взглядами такого количества людей. Там, на почетной трибуне, Иедаван вложил меч обратно в ножны, вернул клинок оруженосцу. Кайндел заметила краем глаза, что в тот же миг в глазах обвиняемого появилась безумная, бешеная надежда. И тоска. Напускная сдержанность оставила его, и стало ясно, какая тягостная безнадежность владеет его душой. На иномирянку он посмотрел с таким вниманием, словно от каждого ее шага зависело, сколько еще мгновений он проживет на этом свете.
А может, так оно и было на самом деле?
Девушка поднялась по десяти ступеням, осторожно шагнула на яркий переливчатый бархат, застилающий пространство перед креслами, и коротко кивнула правителю, обозначив подобие поклона.
– Мои приветствия, – проговорила она.
Федеван, вставший за ее плечом, торопливо перевел.
Первое мгновение Иедаван лишь смотрел на нее, и это мгновение показалось девушке бесконечным. У правителя был очень тяжелый сильный взгляд, пронзительный и оценивающий. Состязаться с ним взглядами было очень трудно.
Потом он что-то произнес, и стало легче.
– Милорд спрашивает, что именно ты сказала об обвиняемом, – неловко перевел Федеван, но что именно он хотел передать, девушка поняла.
– Я сказала, что этот человек, – взмах руки в сторону парня, стоящего посреди залы в окружении охраны, – в ходе процесса не произнес ни слова лжи.
Короткое молчание, потом снова реплика на чужом языке.
– Милорд спрашивает, знаешь ли ты местные языки.
Она слегка улыбнулась.