Ее шаги становились все быстрее и быстрее, она уже почти бежала в панике, как будто ее кто-то преследовал, хотя прекрасно знала, что за ней никто не гонится. К тому времени, когда Нелл дошла до дома, она уже с трудом могла дышать и хватала ртом воздух. «Нет, так не пойдет, – подумала она, уже в который раз подходя к бару. – Надо выбрать одно из двух, и причем немедленно, иначе так можно стать алкоголичкой».
Несмотря на то что она еле добралась до постели, ей никак не удавалось заснуть, и Нелл долго лежала, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок. Забрезживший в четыре часа утра рассвет застал ее на кухне за чашкой кофе, и в этот момент она впервые в своей жизни поняла, что имел в виду Скотт Фицджеральд, когда говорил, что четыре часа утра – это «самое мрачное время для души». К восьми часам она спустилась вниз, услышав крики мальчишек, разносивших газеты, и с раздражением заметила, что вместо «Санди таймс» ей оставили совсем другую газету. Обычно Нелл получала оба выпуска «Санди таймс», один – с новостями и хроникой, а другой – развлекательный. Но, увидев набранный крупными буквами заголовок одной из статей на первой странице, почувствовала, как у нее перехватило дыхание. «МАТЬ ОТЧАЯННО ПРОСИТ О ПОМОЩИ – НАЙДИТЕ ТЕХ, КТО УБИЛ СЫНА». Фотография была той, что она уже видела: кудрявый озорной мальчишка тринадцати лет. Но статья была посвящена не ему, а его матери, в ней говорилось о ее отчаянии, боли и горе, а также о ее призыве к тем, кто хоть что-нибудь знает, независимо от важности и объема информации, помочь полиции в поиске преступников. Сама статья, написанная репортерами из отдела криминальной хроники, содержала заявление, что дорсетская полиция поклялась во что бы то ни стало распутать это дело и что смерть Даррена – это еще одна смерть ребенка в непрекращающейся череде подобного рода преступлений. Тела находили и в других местах, на расстоянии многих миль друг от друга, однако характер убийства был одним и тем же. Что было общего во всех убийствах, в интересах следствия не сообщалось. Ясно только одно, что здесь действует хорошо организованная банда педофилов, снимающих на пленку свои садистские оргии. «Эти люди слишком опасны, – писал главный следователь по делу. – Их надо остановить до того, как они убьют еще кого-нибудь из детей. Я прошу всех, кто проживает в районе, где было найдено тело, и в радиусе семидесяти миль, соблюдать осторожность и сообщать обо всех подозрительных случаях. Этот мини-фургон был замечен еще в одном месте; нам поступило сообщение, которое очень помогло и значительно прояснило картину происшедшего, но, если кто-нибудь еще хоть что-нибудь знает, пусть обязательно позвонит нам. Все ваши звонки останутся в строжайшем секрете». Внизу страницы снова был напечатан номер полиции.
Не в силах оставаться дома, Нелл отправилась бесцельно бродить по улицам, все время обдумывая один и тот же вопрос. Когда Нелл наконец пришла в себя оттого, что у нее ныли ноги и захотелось присесть, она увидела, что забрела в ту часть Лондона, в которой не была с тех пор, как ушла от Мики Шафнесси. Она была в районе Куинз-драйв, одном из ее постоянных мест «работы» в те времена.
Нелл передернулась. Как она ненавидела эту жизнь! Куинз-драйв была настоящей мясной лавкой, а они – развешенными на крюки кусками мяса. Мяса для продажи. Дешевого мяса... и живого. Которое можно было потрогать руками.
«Лиз вытащила меня из этого ада, – думала Нелл, высматривая такси в оживленном потоке машин. – Практически она спасла мне жизнь. Слава богу, что Лиз занималась благотворительностью в этой больнице, – таким образом, по ее словам, она старалась вернуть добро людям и сделать для них что-нибудь нужное. Может быть, сейчас тебе тоже представляется возможность принести пользу. Показания помогли бы поймать Тони Панаколиса. Эта мерзкая тварь должна перестать заниматься порнографией. Паола еще много лет назад говорила, что он снимает порнографические фильмы с использованием детей. Ты же прекрасно знаешь, что он до сих пор занимается этим делом, ну так сделай же что-нибудь!»
Разрываемая сомнениями, Нелл села в первое попавшееся такси и в мрачном настроении, разбитая и уставшая, приехала домой. Днем она вместо отдыха и сна ходила по городу, поэтому сейчас Нелл, даже не думая о еде, мечтала побыстрее добраться до постели. Под одеяло она забралась уже в полусонном состоянии, однако ее мозг был настолько перегружен, что всю ночь снились кошмары, во время которых ее разрывали на части: полная, по-матерински заботливая сержант полиции тянула ее за одну руку, симпатичный молодой инспектор – за другую, а за ноги – Филипп и Мики Шафнесси. Это была настоящая война, и она была задействована в ней самым непосредственным образом. Проснувшись, Нелл обнаружила, что простыня у нее туго обмотана вокруг ног, а руки по локти засунуты в наволочку. Она была вся мокрая от пота, а во рту ощущала какую-то неприятную сухость.