– Ну а они-то хоть настоящие? – спросил он, увидев у нее на носу очки.
– Да. Для чтения мне нужны очки.
– Значит, контактные линзы – это не бутафория?
– Да.
– Еще принести? – Он кивнул на ее пустой бокал.
– Если не трудно.
Марк принес ей джин с тоником, а себе – пиво.
– Итак... как все прошло?
– Как в сказке. Она узнала меня буквально сразу, но мне пришлось немножко поимпровизировать, чтобы создать образ немного повзрослевшей Элли. Она заметила, что с моей внешностью что-то произошло, тогда я призналась ей, что делала пластическую операцию.
– И она поверила вашей истории?
– Хм... Убедить мне надо не Синди, а Тони Панаколиса.
– Ну и как вы думаете, у вас есть шанс?
– Да. Она ждет не дождется, когда ей представится удобный случай продемонстрировать свою власть, показать, какое место она теперь занимает, какие носит одежды и драгоценности, так что здесь проблем нет. Она, кажется, думает, что Тони у нее под каблуком.
– А вы как думаете?
– Она слишком самоуверенна, – не колеблясь, ответила Нелл. – Нет ни страха, ни сомнения, ни напряжения в поведении. Но ей всегда нужен был человек, перед которым она могла бы похвастаться и показать свое превосходство, даже если хвастаться нечем. Синди никогда не умела хранить в секрете то, что нельзя было рассказывать.
Нелл помолчала.
– Вы уверены, что она ничего не заподозрила?
– Да, уверена. С чего бы ей заподозрить меня?
– Потому что Панаколис буквально помешан на конспирации. Он регулярно видится с Доминицианом для обсуждения разных проблем, но еще ни разу они не встречались в одном и том же месте. Они приходят раздельно и поодиночке уходят. Панаколис – грек с Кипра, но это только по рождению, а по натуре он сицилиец, особенно в том, что касается защиты интересов клана. Если Синди занимает довольно высокое положение в этой иерархической структуре, тогда он расценивает ее как одну из «своих», и это значит, что ее власть и влияние действительно очень значительны.
– Преувеличение – это неотъемлемая часть характера Синди. Исходя из того, что я знаю о ней, она сегодня рассказала мне приукрашенную версию правды. Вспомните хорошенько, если вы действительно следите за Тони Панаколисом, что он всегда питал слабость к блондинкам. Может быть, это именно потому, что сам он жгучий брюнет. Синди явно крашеная блондинка, даже когда мы были вместе, она красилась, но тогда она была не платиновая блондинка, а светло-желтая.
– Он вас тоже легко узнает?
– Думаю, нет. Я не была с ним знакома так близко, как с Синди, – ответила Нелл, подумав, что знакомиться с Тони Панаколисом поближе ей никогда не хотелось. Она украдкой бросила взгляд на часы.
– Я вас задерживаю? – вежливо спросил он, думая о том, что она оказалась еще большей шлюхой, чем он предполагал, – ведь он собирался пригласить ее вечером пообедать.
Она ледяным голосом ответила:
– Мне некогда тут засиживаться. Сегодня вечером я работаю.
Для нее это была просто констатация факта, но у него после этих слов сразу же испортилось настроение. Она разбила все его иллюзии, не оставив никакой надежды на их воскрешение, и на их месте теперь зияла глубокая пропасть.
– А-а... – единственное, что мог сказать он, но она все поняла. Он увидел, как ее глаза моментально превратились в две холодные бусинки, а лицо стало напоминать маску снисходительно-спокойной красавицы. Взглядом кошачьих зеленых глаз она обвела его с головы до ног так, как будто он был для нее не более чем манекен. Абсолютно в стиле Клео.
– Когда я согласилась вам помочь, суперинтендант, – ровным голосом начала она, – то ничего не сказала о том, что перестану помогать себе всем, чем могу. Я сейчас такая, какая есть на самом деле. Да, вот такая. И я бы посоветовала вам смириться с этим фактом. – Взяв кейс и перчатки, она встала. Он поднялся вслед за ней. – Я сообщу, когда появится какая-нибудь существенная информация.
Она кивнула ему, как какому-то случайному знакомому, который для нее ничего абсолютно не значит. После этого вышла из паба, оставив только нежный запах дорогих духов.
Он готов был убить ее на месте. Но так как это было невозможно, то дал волю своим чувствам, стараясь как можно сильнее оскорбить ее в душе. «Сучка! Шлюха! Проститутка!» Ругательства мелькали у него в мозгу, как пули; он выпускал их в ее образ, который постепенно удалялся и через несколько секунд растворился вдали.
«Ну, теперь-то ты во всем убедился сам, – говорил он себе. – И хорошо, что пока не поздно. Это все твои дурацкие мечты и фантазии. Да, теперь все. Ты увидел ее сущность, вот она вся. Заруби себе это на носу раз и навсегда и поступай, исходя только из этого!»