– О боже... Сколько же все это длилось? – После этих слов она отвернулась и расплакалась.
Марк притянул ее к себе, крепко обнял и взял носовой платок с прикроватного столика.
– Я ведь не имела ни малейшего представления... – плакала она, – у меня никогда так раньше не было... никогда... Я никогда не получала такого удовольствия, потому что... я никогда не чувствовала. Меня это никогда не волновало. Я училась совсем другому, и меня учили совсем другому.
– Это потому, что ты никогда раньше не знала, что такое настоящая, взаимная, не наигранная, а искренняя любовь. Плачь, плачь, не стесняйся. Видит бог, у тебя есть для этого причины.
Нелл была настолько глубоко тронута своим новым чувством и всем тем, что перед ней теперь открылось, что не могла вымолвить ни слова: у нее будто что-то застряло в горле, казалось, слезы вот-вот задушат ее. Она чувствовала себя настоящей женщиной: нежной, доброй, легкоранимой и такой естественно «женственной».
Она так долго, порой ей казалось, всю жизнь, была вынуждена скрывать чувства под маской логики и разума, что они стали казаться ей опасными. Ведь именно чувства причинили ей когда-то такую чудовищную боль, что она просто не могла уже им доверять.
Марк освободил ее из тюрьмы, которую она сама себе создала: он выпустил наружу из темницы долголетнего заточения все ее чувства и эмоции и заставил по-настоящему любить, а не заниматься просто сексом. Она даже не думала, что между этими двумя понятиями такая огромная разница и что мужчина, действительно любящий женщину, полностью отличается от использующего ее только для реализации своих сексуальных фантазий.
Нелл чувствовала, что начинает понемногу оттаивать после долгих лет духовного одиночества. «Я постепенно высыхала, как гроздь винограда, положенного на солнце, чтобы из него получился изюм, – подумала Нелл. – Я сама лишила себя любви, потому что считала, что недостойна ее. Но я еще высохла не совсем, Марк заметил это и вернул мне то, чего я сама себя лишила. Он вернул мне меня саму. Я слишком далеко ушла от того существа, которым являюсь на самом деле. А он привел меня обратно».
Она подняла на него блестящие от слез глаза и увидела, что он с улыбкой смотрит на нее. Без слов она положила ему голову на грудь и почувствовала, как он крепко прижал ее к себе.
Через некоторое время он встал и сказал:
– Мне надо идти... У меня впереди еще очень сложный день.
Нелл опустила глаза и прошептала:
– Днем ты можешь делать все, что тебе угодно, но не забывай, что ночью... все твои ночи принадлежат теперь мне.
– Я очень надеялся, что ты скажешь именно это... Пока он принимал душ, Нелл на цыпочках спустилась вниз, чтобы проверить, как там Синди. Она по-прежнему спала как убитая, и по всему было видно, что проспит еще немало времени.
– Ну и что ты мне прикажешь делать с этим телом, которое лежит на кухне? – спросила она Марка.
– Ничего, пусть она сама проснется и все вспомнит, но будь осторожна. Не говори ей, что она проболталась вчера вечером.
– А если она захочет остаться здесь?
– Пусть остается, если ты, конечно, сможешь с ней ладить. Мне было бы намного легче, если бы я знал, где она находится и что делает. Если она захочет встретиться со своим бывшим любовником, запомни все, что она скажет, но постарайся не показаться очень настойчивой. – Он помолчал и добавил: – Если она начнет задавать какие-нибудь вопросы, то... – Он умолк. – Слушай, зачем я тебе все это говорю, ты же все и так знаешь. Когда дело доходит до игры, я преклоняюсь перед твоим незаурядным мастерством.
– Но с тобой-то я не играю, – запротестовала Нелл. Она серьезно взглянула на него из-под длинных ресниц. Она должна убедиться, что все это действительно было, что это правда, а не сон, и что все, что случилось, будет повторяться снова... и снова... и снова.
– Я с тобой тоже.
Их взгляды встретились, и Нелл поспешно отвела глаза, чувствуя в душе какую-то неясную ревность. У него есть работа, которую надо делать!