Женщине нравилось анализировать свои роли. Именно от этого она получала настоящее удовольствие. Она не лгала, когда говорила Лиз, что сможет стать такой, какой надо. Но она не призналась, что играть роль – это для нее единственный способ перенести то, что с ней делают.
Когда она надевала приготовленный для роли наряд и наносила на лицо косметику, то сразу же перевоплощалась в того человека, которого ей предстояло играть. И только после того, как все заканчивалось и она сбрасывала с себя вместе с одеждой очередную маску, к ней возвращалась способность размышлять и анализировать то, что произошло.
Она находила это очень интересным и забавным... вживаться в новую роль, как будто это была ее собственная жизнь. «Это должна была быть настоящая женщина, какой бы плохой она ни была, – думала она, вытираясь полотенцем. – Потому что заставить мужчину помнить о себе даже через столько лет может только истинная женщина. Все мы пленники нашего прошлого, – усмехнулась она, глядя на свое отражение в зеркале. – Я ведь тоже благодаря ему оказалась сейчас здесь».
Завернувшись в длинный махровый халат – вся вилла была выложена мрамором, а центрального отопления в ней не было, – она вернулась в свою комнату, где ее уже ждал ужин. Нарезанные тоненькими кусками ананас и дыня, спелый инжир и небольшой кусочек козьего сыра. Хлеб был теплым и мягким, его предварительно завернули в салфетку. Вино было прохладным. Она с жадностью набросилась на еду. Физическая активность всегда способствовала появлению у нее хорошего аппетита. Пока ела, она читала вторую часть «Леопарда». К тому времени, как наступил рассвет, она уже спала крепким сном.
Она платила за такси, когда на пороге дома появилась Лулу.
– Что-нибудь случилось? – с тревогой спросила Нелл.
– Она волноваться, вот случилось. Ты опаздывать слишком.
– Я знаю. Мой рейс задержали в Милане из-за тумана. С ней все в порядке?
– Ты что, не можешь слушать?
Из раскрытых дверей донеслась какая-то новая мелодия, которую отстукивали пальцами. Напряжение на лице Нелл сменилось улыбкой.
– Так любит стучать только она.
– Никто не мог танцевать это так, как она. Она в порядке. – Лулу уперла руки в необъятные бедра.
Нелл радостно рассмеялась. Как все-таки приятно возвращаться домой.
В гостиной она увидела Лиз, теперь уже сидевшую в инвалидном кресле. Три месяца назад у нее полностью отказали ноги. Она сидела в расслабленной позе, закрыв глаза, и выстукивала пальцами любимую мелодию. На лице застыла блаженная улыбка. Когда вошла Нелл, Лиз стала тихонько подпевать в такт мелодии, но делала она это явно фальшиво. Нелл подошла к роскошному музыкальному центру и выключила кассету. Лиз от удивления открыла глаза, не понимая, кто бы это мог сделать, но, когда увидела Нелл, ее гнев сменился радостью и восторгом.
– Нелл! Ну наконец-то... Я так беспокоилась.
– Прости. Самолет из Милана задержали... на целый час.
– Они всегда задерживаются. Этот чертов город постоянно затянут туманом. Ну, как тебе эта поездка?
– Удовлетворительно. И прибыльно. Иначе пришлось бы еще раз разыгрывать все сначала.
– Ну что ж, это недостаток нашей работы. Тебе, наверное, было ужасно скучно.
Лиз говорила раздраженным и сердитым тоном. Этот тон и то, что она включила музыку на полную громкость – у Нелл даже заложило уши, – означало, что сегодня у нее далеко не самое лучшее настроение. Нелл внимательно посмотрела ей в лицо. Оно снова похудело и выглядело еще более острым: когда-то нежная блестящая кожа теперь стала сухой и морщинистой. Она сильно обтягивала скулы и была какого-то неопределенно-серого цвета. Неестественная бледность лица и темные круги вокруг глубоко запавших глаз говорили о том, что со здоровьем у Лиз дела обстоят все хуже и хуже. Она быстро теряла в весе и теперь уже понимала, как, впрочем, и Нелл, и Филипп, и Лулу, что те два года, на которые она вначале наивно надеялась, оказались просто-напросто несбывшейся надеждой. С того дня, как доктор сообщил ей, что она неизлечимо больна, прошел всего год, а она уже оказалась в инвалидной коляске. Теперь, после того как очень быстро отказались двигаться ноги, с такой же скоростью начали неметь руки и скрючиваться пальцы. Лиз стала забывать некоторые слова. Чувствуя, что это признак уже вплотную приблизившейся смерти, она начинала в ярости и злости на свою судьбу колотить негнущимися, как протезы, руками по подлокотникам инвалидной коляски, специально привезенной из США и способной делать все, что только может делать робот. Единственное, что она не умела, так это читать и писать.