– О, спасибо большое... – дрожащим голосом прошептала Лиз. – Опять эта проклятая кисть...
– Вы, наверное, чувствуете слабость?
– Да, время от времени.
– Давайте я возьму поднос.
– Спасибо.
Она показала Нелл, куда поставить поднос. Это был большой кофейный столик, возле которого стояли два мягких кресла.
– Я налью? – спросила Нелл.
– Я думаю, сейчас у тебя это получится лучше.
Нелл не только налила кофе, но и поставила чашку перед Элизабет.
– Угощайся бисквитом, – предложила та, добавляя себе в кофе сливки. Сделав глоток, она спросила Нелл: – Скажи, а что ты подумала обо мне, когда увидела в первый раз? На что я, по-твоему, живу?
– Мне показалось, что вы вообще не работаете. Я думаю, у вас достаточно денег, чтобы позволить себе не работать.
– Хорошо. Именно такое впечатление я и старалась произвести. Но на самом деле все выглядит совсем по-другому. Так же, как и ты, я торгую телом, просто на другом уровне, более высокооплачиваемом, скажем так.
– Как вам это удалось? —спросила Нелл с любопытством, выдававшим ее мысли. – Я никогда не видела, чтобы такие женщины, как вы, ходили по улицам.
– Я и не хожу. Я всегда живу вот так, как ты видишь, у меня есть постоянная клиентура, хотя для ее создания пришлось потратить немало времени. Я летаю туда, откуда приходит вызов, то есть в Нью-Йорк, Сан-Франциско, в европейские страны, конечно, в Гонконг, Сингапур. У меня многонациональная клиентура.
– И они оплачивают все ваши расходы?
«Да, она то, что надо», – с радостью подумала Лиз.
– До последнего пенни, – ответила она.
Дав Нелл время обдумать услышанное, она сделала вид, что наслаждается кофе, но на самом деле внимательно следила за каждым ее движением, за каждым проявлением эмоций на лице.
– Ты ходишь по улицам, а я отвечаю на телефонные звонки, – продолжала Лиз. – Ты не знаешь тех, с кем занимаешься сексом, а я знаю. Я не знаю, что ты делаешь, чтобы заработать деньги, но я сомневаюсь, что это идет дальше трахобола на скорую руку, назовем это так. Я же делаю гораздо больше, чем ты. Никто не станет платить большие деньги за то, что может сделать каждая десятая или даже каждая сотая проститутка. Я стою тех денег, которые мне платят, потому что отрабатываю каждый пенни и отрабатываю его потом. Так получилось, что я люблю секс, люблю заниматься любовью, поэтому, когда я увидела, что могу заниматься этим делом, получая удовольствие и доставляя его другим, плюс получать деньги, я не колебалась ни секунды.
Нелл сосредоточенно нахмурилась.
«Да, деньги ее все-таки интересуют, и очень сильно», – подумала Лиз.
– Пытаешься прикинуть, сколько я имею в год? Нелл залилась яркой краской.
– Я скажу тебе, потому что это играет важную роль в том предложении, которое я тебе хочу сделать. Мой доход за последние десять лет в среднем составляет сто пятьдесят тысяч фунтов в год.
У Нелл отвисла челюсть. Когда она пришла в себя, то спросила:
– И вы тратите все это только на себя?
– У меня нет и никогда не было сутенеров. Нелл с восхищением вздохнула.
– Я получаю новых клиентов по рекомендации своих старых друзей, но перед этим я всегда их проверяю. Я независима и не занимаюсь извращениями. Я воплощаю фантазии в сексе, и в этом вопросе я недаром считаюсь самой опытной и известной специалисткой.
Лиз допила кофе и поставила чашку на поднос. Затем протянула руку к серебряной коробочке и достала оттуда сигарету. Перед тем как зажечь ее такой же серебряной зажигалкой, она вставила ее в мундштук.
– Проституция обеспечивала мне очень сносное существование на протяжении где-то десяти-двенадцати лет, но наступило время, когда я вынуждена подумать о... о том, чтобы уйти на пенсию. – Она глубоко затянулась. – Фактически у меня нет другого выхода. Я вынуждена прекратить этим заниматься. – Она выпустила струю дыма в потолок. – Небольшой эпизод в кухне – одно из проявлений моей болезни. Порой подобное происходит и с другими частями тела, не всегда с рукой. Иногда нога немеет и как бы исчезает... я практически не могу ею владеть. – Она еще раз глубоко затянулась. – Все это потому, что у меня в мозгу опухоль, которую нельзя удалить.
Нелл от удивления чуть не присвистнула, но сдержалась и никак не выразила своих эмоций.
– У меня осталось максимум два года, в течение которых я постепенно буду умирать. Случайная слабость в руке или ноге станет постоянным явлением, затем станет еще хуже. В самом конце мне нужна будет сиделка. Круглосуточно. Ко всему этому я уже приготовилась. Вот об этом я и хотела тебе рассказать.
Нелл спросила ее, даже не слыша последней фразы:
– А опухоль злокачественная или доброкачественная?
– Злокачественная. Откуда ты знаешь такие вещи? – с удивлением спросила Лиз.
Нелл сначала не ответила, но потом, с неохотой выходя из какой-то непонятной задумчивости, призналась:
– Мой отец был врачом.
– Я так и знала! – с триумфом воскликнула Лиз. – Я же говорила Филиппу, что ты не просто уличная проститутка, ты намного выше.
– Она расположена так глубоко, что нельзя вмешаться хирургическим путем? – спросила Нелл, все еще думая о своем.
– Да. Твой отец был специалистом по мозговым заболеваниям?
– Нет, но он был явно неординарный врач. После... после того как умерла мама, он стал обсуждать свои наиболее интересные и сложные дела со мной. Он хотел, чтобы я пошла по его стопам.
– Ну и почему ты не пошла? Возникла еще одна пауза.
– Помешали обстоятельства.
– Ты говоришь, твой отец был врачом? А сейчас он что, прекратил практиковать или...
– Он больше не практикует. – По интонации, с которой это было сказано, Лиз поняла, что больше она ничего не услышит.
– То есть болезни тебя не касаются?
– Моя мама умерла от глубокого склероза, когда мне было одиннадцать лет, при этом она была прикована к инвалидной коляске с тех пор, как мне исполнилось семь. Я много знаю о болезнях, но...
Что-то странное в этом бесстрастном, спокойном тоне заставило Лиз почувствовать себя неуютно, как будто в комнате вдруг стало ужасно холодно. У нее перед глазами встал образ семилетней девочки, слишком рано столкнувшейся с жестокими реалиями жизни. Сколько же ей было лет, когда отец начал обсуждать с ней свои наиболее интересные дела? И почему она пошла на улицу? Эти и другие вопросы крутились у нее в мозгу, но она поняла, что задавать их еще рано, и сконцентрировалась на своей проблеме. Если ей удастся уговорить Нелл остаться, будет достаточно времени, чтобы выяснить все «почему» и «зачем». Сначала надо получить утвердительный ответ на один, самый главный вопрос. Сомнений в том, что эта девушка способна научиться всему, что она знает, у Лиз не возникало.
– Ладно, это потому, что сама больна, я постоянно говорю об этом. Да, так вот, мне нужна, скажем так, ученица. Такая, которую я смогла бы научить всему, что умею делать сама, а потом и передать ей своих клиентов, естественно, если они будут на это согласны. Она должна будет жить здесь вместе со мной и вживаться в мой стиль жизни, в мой образ, наблюдать за мной, слушать меня, стараясь понять, что заставляет меня относиться к сексу и проституции как к искусству и удовольствию одновременно и что, конечно же, делает меня незаурядной куртизанкой.
– Это вы сами себя так оцениваете?
– Моя оценка объективна. Когда люди думают о проституции, у них в мозгу сразу всплывает образ дешевой, размалеванной, легкодоступной и неприхотливой девицы. Куртизанка стоит гораздо больше, и заполучить ее намного труднее. Потому что, когда ты платишь за какую-то вещь большие деньги, тебе всегда важно ее качество.
– Как те в «Ла белль Эпок»?
– Именно. Ты знаешь что-нибудь о «Лес Грандес Хори-зонталес»?
– Я читала о них.
– Ну, тогда ты уже знаешь почти половину.
– Однако сейчас уже нет королей и герцогов, чтобы тратить целые состояния на драгоценности, замки и землевладения.
– Нет, однако, есть безумно богатые принцы, и они их современный эквивалент.
– Они ваши клиенты?
– Да.
На лице Нелл снова мелькнула недоверчиво-насмешливая улыбка.