– Но они же выкинут его на улицу, – жалобно хныкала Нелл. – Ну пожалуйста, пожалуйста, разреши оставить его дома. Я буду следить за ним, он совсем не будет тебе мешать. Я обещаю. Это же всего лишь маленький котенок.
– Уже этого достаточно, чтобы его тут не было. Бесконтрольное воспитание животных, впрочем, как и людей, достойно порицания. Эта доброта приводит к тому, что животные никогда не сталкиваются с теми жестокими реалиями жизни, которых ты еще пока не в состоянии постичь своим умом.
А Нелл никак не могла постичь своим умом своего отца. Она проплакала всю ночь напролет и дала себе клятву, что в один прекрасный день у нее будет собственный кот, который ни от кого не будет зависеть. Блоссом стоила шестьдесят гиней, и за нее действительно можно было отдать такие деньги, поэтому, когда через пару недель после покупки Нелл позвонили и спросили, не проявит ли она интерес к ее брату, не находящему покоя с тех пор, как его разлучили с сестрой, она согласилась. Кота она назвала Бандл; по данным ему рекомендациям, это был настоящий проказник и забияка. Первые несколько дней после его появления в доме Блоссом пряталась под кровать, а когда она оттуда все-таки появлялась, то Бандл, более крупный и сильный, начинал гонять ее по всему дому. Однако у Блоссом был настоящий бойцовский характерен несколько выдранных клочков шерсти вскоре научили Бандла уважать общество других. После этого они стали жить дружно и днем обычно вместе спали или играли в большой утепленной корзине, а вечером и ночью нализывали друг друга, лежа в ногах кровати Нелл. Если Нелл отсутствовала более суток, то она нанимала женщину, приходившую кормить кошек дважды в день. Они могли свободно входить и выходить из дома через специальные отверстия в дверях. Возвращаясь с очередного свидания, она с радостью слышала вместе со звуком открывающейся двери их пронзительное мяуканье. Стремительно срываясь с ее постели, где они проводили почти все время в ее отсутствие, кошки неслись к ней по ступенькам лестницы и с искренней радостью, мягкие и пушистые, встречали у порога. Не раз, сидя в большом кресле у камина и гладя лежащих у нее на коленях животных, Нелл задумчивым взглядом окидывала комнату и грустно вздыхала. Да, ей нечего было больше желать. Стабильная работа, деньги сыплются как из рога изобилия, и дом ничем не хуже тех, о которых она мечтала всю жизнь. Ей очень, очень повезло. Нередко, сидя у телевизора, она открывала бутылку вина и поднимала первый бокал в память о Лиз, как бы мысленно обращаясь к ней.
Когда ей порекомендовали этого нового клиента, она ничего о нем не знала, никто из ее знакомых никогда не упоминал это имя, однако здесь не было ничего необычного, поскольку сферы деятельности ее клиентов были очень разными. Рекомендовал его мужчина, который достался Нелл после Лиз. Это был один из ее наиболее старых знакомых, обладающий огромными средствами и обожающий, чтобы его унижали и били, желательно железной щеткой для волос, по ягодицам. Вроде бы все ясно. Ничто не предвещало беду. Нелл расспросила об особенностях сексуальных склонностей будущего клиента, и ее заверили, что с ним проблем не будет, главное – внимание. Он был молодым и представительным человеком, женатым на чудаковатой женщине, воспитанной в духе викторианской морали, запрещавшей женщинам во время полового акта проявлять излишние чувства и разрешавшей лишь слегка раздвигать ноги. Имея подобную жену, он, естественно, не находил выхода своим сексуальным фантазиям и оставался неудовлетворенным. Нелл должна была одеться как няня и вести себя строго, как няни с непослушными детьми. «Господи, что случилось с британским высшим обществом?» – удивленно подумала она. Будет подан обед, во время которого она должна постоянно следить за клиентом, напоминать, что сидеть надо прямо, не сутулясь, что локти класть на стол неприлично, а если он не доест то, что ему положили в тарелку, лишать его сладкого. Нет смысла говорить о том, что он, конечно же, не доест обед и будет корчиться и кривляться как ребенок, за что справедливо будет ею наказан. «Прекрасно, – подумала Нелл, – еще одна тысяча фунтов, и безо всякого напряжения. Сценарий уже знакомый, с небольшими вариациями». Поэтому она с легкостью согласилась. Надев бледно-голубую униформу, белый передник и черные чулки (были особо оговорены черные чулки, капроновые, в сеточку максимальной степени тонкости) и стилеты на каблуках туфель, Нелл подумала, что на няню она совсем не похожа. Юбка была по меньшей мере дюймов на восемь выше колен, поэтому, когда она даже слегка наклонялась, виднелась нежная голая кожа ноги и застежки пояса для чулок. «Мужчины такие странные, – подумала она, – они возбуждаются от пяти сантиметров ничем не прикрытого тела больше, чем от миллиона обнаженных женщин, и к тому же совсем не придают значения настроению и словам. Да, опять будет скучно и нудно». Она уложила волосы в узел и закрепила его заколкой. Сверху надела белый накрахмаленный чепчик. Чтобы усилить впечатление, Нелл надела еще и специально купленные очки. Они были круглые, похожие на глаза совы, возможно, даже немного грубоватые, с простыми стеклами вместо линз.
Отвернувшись от зеркала, она взглянула на своих котов и шепнула им:
– Не волнуйтесь, на этот раз недолго. Если проголодаетесь, ешьте куриную печенку. Думаю, она вам понравится.
Запечатлев по поцелую на каждой пушистой головке, она в сопровождении довольного мурлыканья спустилась по ступенькам к ожидавшему такси.
Сначала все шло по заранее намеченному сценарию. После того, как «плохой мальчик», наказанный строгой «няней», опустив голову, послушно поплелся в спальню, Нелл сняла чепчик, вынула заколки из волос и распустила волосы. Ну, теперь еще немножко, и все. Она научилась играть первую часть представления с такими клиентами на интуиции, стараясь действовать согласно настроению и поведению клиента, порой полностью беря инициативу на себя. Если ему это нравилось, он подчинялся. Если нет, она быстро перестраивалась и отдавала инициативу ему. Чем дальше, тем лучше. В данном случае это было проявлением детской нереализованной фантазии, и больше ничего. Нелл даже не сомневалась, что, зайдя в комнату, увидит его одежду аккуратно сложенной на краю кровати, а сам он будет стоять на корточках или просто согнувшись и спустив штаны пижамы до самых щиколоток и отчаянно работая рукой между ног.
Она немного подождала, специально заставляя его помучиться, надеясь, что так быстрее наступит оргазм. Когда ей показалось, что он ждет уже достаточно долго, она вошла в комнату и обнаружила, что все обстоит так, как она и предполагала. Мужчина даже не оглянулся, но щетка уже лежала рядом с кроватью, чтобы вовремя оказаться под рукой. Нелл с удивлением взяла ее. Это была тяжелая, массивная, сделанная из серебра щетка с жесткими и острыми, как иголки, шипами. Она решила, что бить надо будет не в полную силу, а то она мгновенно проколет кожу.
– Наклонись! – приказала она строгим голосом. Он с готовностью подчинился, но Нелл снова сделала паузу: – Если ты готов попросить прощения, то я приму твои извинения.
– Не буду извиняться. Это был открытый вызов.
– Ну что ж. – Она ударила первый раз не очень сильно, думая, что через три, максимум пять таких ударов наступит облегчение, и все закончится. Но, несмотря на то, что его рука продолжала настойчиво трудиться на ниве мастурбации, а рука Нелл нанесла уже седьмой удар, он никак не мог «облегчиться». Она увеличила силу ударов, но даже после двенадцатого, нанесенного в полную силу, оргазм так и не наступил. «О боже, – подумала она, – он, видно, привык к таким вещам, скотина». До нее доносилось вроде бы довольное хрипение, свидетельствовавшее об удовольствии и подступающем оргазме, но вместо этого он выгнулся и стал мастурбировать еще яростней. Нелл почувствовала, что здесь что-то не так, и наклонилась чуть-чуть в сторону, чтобы увидеть выражение его лица. Оно раскраснелось и блестело от пота, рот был широко открыт, но он никак не мог кончить. «Он, наверное, занимается этим уже не первый год», – мелькнула у нее мысль. Рука уже устала, и после двадцатого удара она перестала их считать. Его ягодицы превратились в два красных пятна с крошечными капельками крови в местах уколов. Наверное, он почувствовал, что она уже выбивается из сил, потому что удвоил свои усилия и, повернувшись к ней, сказал: