Бабушка качает головой:
— Ты опоздала на собственную церемонию Усиления!
— Извини, провозились с платьем.
А еще я сюда не особенно стремилась.
Папа кладет руки перед собой на стол, сцепляет пальцы.
— Теперь Вайя здесь.
— Это неуважение! — сердится бабушка.
Я съеживаюсь и повторяю:
— Извини.
Уголок ее губ чуть-чуть поднимается, взгляд смягчается. Я же знаю, я любимая внучка. Мы с бабушкой постоянно вместе: я помогаю ей паковать заказы, а она мне — пробовать новые рецепты. Кроме меня, на звание любимицы может претендовать разве что Иден. Но ведь бабушка — мамина мама, так что вряд ли она захочет показать, как сильно любит ребенка, который родился у папы от другой женщины.
Я хватаюсь за край стола и гляжу в прорезанные в дереве канавки. Посреди стола красуется колдовской знак, у которого даже эллипс посередине такой большой, что туда можно сесть.
Ну все. Начинается.
— Теперь уже вот-вот. Давай, садись в середину.
Алекс машет мне. Я тут же пересматриваю свои представления о ней как о самой доброй из моих двоюродных.
Кейша перебрасывает волосы через плечо.
— Да, пожалуйста. Не тяни кота за хвост.
Вот так вот родственники меня поддерживают. Я подбираю подол, лезу на стол, царапая коленки, и подползаю к середине.
— Нам видно твои трусики! — восклицает Иден в полном ужасе.
— Предки, дайте мне сил! — стонет бабушка.
Я гляжу на Алекс и моргаю.
— Полупрозрачные ткани сейчас в моде, и почти ничего не видно, — говорит она.
Кейс сгибается пополам от хохота:
— Почти ничего? Да я все кружавчики разглядела!
Я подбираю ноги, чтобы попа не торчала так высоко в воздух, но так ползти по столу получается медленнее.
Кейша прикрывает глаза ладонями и качает головой:
— Ты всех смущаешь.
Ее дар чувствовать чужое неудобство — сущее наказание не только для нее самой, но и для всех нас. Понимать, почему, собственно, человеку неудобно, не в ее власти, но она до чертиков любопытна и к тому же у нее очень хорошо с интуицией, поэтому, как правило, она в конце концов правильно догадывается — после чего предпочитает оповестить об этом всех и каждого. Один раз она за семейным ужином почувствовала растерянность собственной мамы и громко спросила, не бросил ли ее любовник. Так и оказалось. Тетя Мейз на месяц лишила Кейшу премиум-тарифа в телефоне, и та в отместку изводила ее нытьем, пока месяц не кончился.
Иногда я жалею, что у нее такой дар — мало того что бесполезный, так еще и противный. Я понимаю, она его не выбирала, но черт возьми!
— Еще одну церемонию Усиления я просто не переживу! — Тетя Мейз роняет голову на руки. — В этом доме слишком много детишек. Вот стану матриархом, и мы будем просто ждать Призвания, и все — когда будет, тогда и будет. Если в это время будешь сидеть на горшке и какать — что поделаешь!
— Когда это ты станешь матриархом? — поднимает брови мама. — С чего вдруг?
— Будете и дальше меня злить — никто из вас матриархом не станет! — рявкает бабушка, и обе умолкают, но смотрят друг на друга исподлобья.
— Прошу прощения, — мямлю я, добравшись до середины круга, и усаживаюсь, подобрав ноги. Вроде бы получается приличная поза.
— Молодец, Ви! — Папины руки так стиснуты, что костяшки начинают белеть.
Я выдавливаю улыбку. Не люблю, когда меня называют Ви.
Бабушка обжигает папу взглядом:
— Ни к чему хвалить ребенка за то, что он уселся на стол. Вот почему в наши дни многие дети слишком уверены в себе. Ты бы ее еще за каждый вздох нахваливал! Правда, ты не все их видел.
— Я хочу, чтобы Вайя чувствовала себя спокойнее.
— Когда у тебя Призвание, вряд ли можно относиться к этому спокойно, Уильям!
Дядюшка согласно кивает, и бабушка с благодарностью улыбается ему.
Кейс не сводит с меня глаз. Не сомневаюсь, она сейчас мысленно костерит своего папу на чем свет стоит.
Иногда я задумываюсь, почему он женился на тете Мейз — потому что любил ее или потому что отчаянно хотел тоже стать одним из Томасов. Мама говорила, что он подлизывался к бабушке, еще когда ухаживал за тетей. Вечно рассказывал бабушке, как он восхищается, что она обратила свою семью в чистую магию. С Дэвисами дядюшка никогда не ладил — и сейчас не ладит. Синдром среднего ребенка, как пробормотала однажды мама, когда думала, что ее никто не слышит. Но бабушка обращается с ним как с сыном, которого у нее никогда не было. Точнее, как с таким сыном, каким она всегда хотела видеть дядю Ваку.