Когда принц и его свита удалились, мысли мои вновь вернулись к бродяге. У меня не было никаких планов на день, и потому я решила: почему бы мне не отправиться в этот гомпа (монастырь) и не поговорить с монахом? Действительно ли он посмеивался над далай-ламой и его приверженцами, как мне показалось? Если да – почему? Ответы могут быть интересными. Я сообщила о своем желании Давасандупу, и он согласился проводить меня.
В лха кханг (комната, где хранятся священные образы) мы нашли налджорпа: сидит на подушке перед низким столом с приготовленной на нем едой. Нам тоже принесли подушки и предложили чаю. Начать беседу с монахом нелегко – рот у него полон риса; на мое вежливое приветствие он лишь что-то промычал. Какую бы придумать фразу, чтобы растопить лед недоверия? Вдруг странник засмеялся и пробормотал несколько слов. Давасандуп, видимо, смутился.
– Что он сказал? – осведомилась я.
– Простите, – ответил переводчик, – эти бродяги иногда довольно грубы. Не знаю, переводить ли.
– Пожалуйста, переведите, – попросила я. – Я здесь, чтобы записывать все, особенно самое любопытное и оригинальное.
– Ну, тогда простите меня; он сказал: «Что эта идиотка здесь делает?»
Такая грубость не очень меня удивила, поскольку некоторые йогины в Индии имели привычку оскорблять любого, кто к ним подходил.
– Скажите ему: я пришла спросить, почему он насмехался над толпой, жаждущей благословения далай– ламы.
– Напыщенные, самодовольные глупцы. Навозные мухи, самодовольно копошащиеся в навозе, – процедил сквозь зубы налджорпа.
Не очень понятно, но так уж эти люди привыкли выражать свои мысли.
– А вы, – задала я еще один вопрос, – совершенно свободны от всех видов самолюбования?
Он громко захохотал.
– Кто хочет выбраться, еще больше завязнет. Я просто купаюсь в этом чувстве, как свинья в грязи. Но я перерабатываю его и превращаю в золотую пыль, в ручей чистой воды. Создавать звезды из собачьего дерьма – тяжелая работа!
Мой друг явно наслаждался собственным красноречием – этакая самодемонстрация, он ощущал себя сверхчеловеком.
– Разве эти паломники не правы, ожидая получить пользу от присутствия и благословения далай-ламы? Это простые люди, не стремящиеся к знанию высшего учения…
Но тут налджорпа перебил меня:
– Благословение будет действенным, если благословляющий обладает силой, которую он способен передать другим.
– Разве Дорогому Спасителю (далай-ламе) требуются солдаты, чтобы драться с китайцами или другими врагами, будь у него такая сила? Разве не вышвырнул бы он тогда любого, кто ему ненавистен, из страны и не окружил Тибет невидимым барьером, которого никто не мог бы пересечь?
– Гуру, рожденный в лотосе[4], имел такую силу, и его благословение до сих пор доходит до тех, кто поклоняется ему, несмотря на то что он живет теперь в далекой земле Ракшасас. Я только скромный его последователь, но все же…
Слова «скромный последователь» показались мне вызывающими – явное самолюбование: это «но все же» сопровождалось весьма многозначительным взглядом.
Переводчик мой тем временем выглядел очень озадаченным: он искренне и глубоко уважал далай-ламу и не желал слышать в его адрес никакой критики. С другой стороны, человек, способный «создавать звезды из собачьего дерьма», внушал ему суеверный ужас.
Собираясь уходить, я протянула Давасандупу несколько рупий для ламы: как я поняла, он на следующее утро уезжал, мне хотелось облегчить ему путешествие. Но подношение не понравилось налджорпе; он отказался принять его – и так уже получил непомерно много провизии и не знает, как унести ее с собой.
Давасандуп подумал, что не обойтись без уговоров; сделал несколько шагов вперед, намереваясь положить деньги на стол перед ламой. Затем я увидела: он напрягся, отшатнулся и ударился спиной о стену, будто его сильно толкнули; вскрикнул и схватился за солнечное сплетение. Налджорпа встал, усмехнулся и вышел из комнаты.
– Меня словно ударили изо всех сил, – сказал Давасандуп. – Лама раздражен. Как нам его задобрить?
– Давайте уйдем, – предложила я. – Лама, вероятно, не имеет к этому никакого отношения – наверно, у вас сердечный приступ, нужно посоветоваться с врачом.
Бледный, обеспокоенный, переводчик ничего не ответил. Да и что тут скажешь? Мы вернулись в гостиницу, но мне так и не удалось его успокоить. На следующий день Давасандуп и я выехали в Гангток.
Ослиная тропа, по которой мы ехали, вела прямо к Гималаям – священной земле, с древних времен воспеваемой индийцами в известных сказаниях и, по поверьям, населенной строгими колдунами, странствующими монахами и божествами. Летний курорт, устроенный иностранцами в этих величественных горах, еще не изменил их вида. В нескольких милях от отелей, где западный мир наслаждался танцами и слушал джазовые новинки, царили первозданные джунгли. Окутанная стелющимся туманом фантастическая армия деревьев, задрапированная в лиловато-синий мох, казалось, стоит на страже узенького прохода, предупреждая и угрожая путешественникам загадочными жестами. От низких долин, скрытых красочными джунглями, до самых горных вершин, покрытых вечными снегами, вся страна просто купалась в оккультных учениях.