Следовательно, женщины как избиратели – это обычно искательницы романтической чепухи. Их одурачить еще легче, чем мужчин. В политике их самодовольное чувство добродетели сочетается с исключительно обывательской подготовкой, что приводит к распространению низкосортного элементарного надувательства, от которого и Босс Твид[20] перевернулся бы в гробу.
Но Салли не такая. У нее достаточно жесткий ум, чтобы не попасться на дешевые приемы.
– Уж не влюбился ли ты, Джо?
– Кто, я? Салли – счастливая жена и мать двоих самых прелестных детишек, каких я когда-нибудь знал.
– Чем занимается ее супруг?
– Он юрист. Один из помощников губернатора. Салли пошла в политику после того, как делала своему мужу «пинч-хиттинг»[21] в одной его кампании.
– И какой у нее официальный пост?
– Никакого. Правая рука губернатора. В том-то и ее сила. Салли не выносит никакого патронажа, и ей не платят за ее службу.
После такой характеристики я горел желанием встретиться с подобным образцом добродетели. Когда она позвонила, я поговорил с ней по телефону из гостиничного номера и уже собирался сказать, что встречусь с ней внизу, как она объявила, что идет ко мне, и повесила трубку. Я был немного озадачен такой бесцеремонностью, пока не понял, что политики смотрят на гостиничные номера не как на спальни, но как на деловые офисы. Когда я впустил ее в номер, она сказала:
– Вы – Арчи Фрейзер, не так ли? Я Салли Логан. А где Джо?
– Он должен скоро подойти. Не хотите ли присесть и подождать немного?
– Благодарю, – она устроилась в кресле, сняла шляпку и тряхнула волосами. Я оглядел ее.
Бессознательно я ожидал увидеть нечто внушительное, в стиле мужеподобных матрон. Но та, которую я увидел, оказалась молодой, полненькой, жизнерадостной блондинкой с пышной массой волос соломенного цвета и ясными голубыми глазами. И еще было в ней что-то, что сразу располагало к себе.
Глядя на нее, я вспомнил деревенские сказки, колодезную воду и домашнее печенье.
– Боюсь, что это будет непростым делом, – сразу начала она. – Поначалу я так не думала, но тот же самый некто имеет твердый блок по биллю AB 22 – тому самому, о котором я уже говорила Джо по телефону. Что вы, ребята, намереваетесь делать – сразу устроить смертельную битву или подготовить альтернативный билль?
– Джедсон разработал прекрасный проект с помощью наших друзей в Полу-Мире и пары юристов. Не хотите ли взглянуть на него?
– Пожалуй. Я зашла по пути в канцелярию штата и прихватила с собой пару экземпляров того билля, с которым мы воюем – AB 22. Давайте обменяемся.
Я как раз пытался перевести тот птичий язык, которым пользуются юристы в своих бумагах, на нормальный человеческий, когда вошел Джедсон. Он молча потрепал Салли по щеке, а она сжала ему руку в своей и продолжала чтение. Он тоже начал читать билль у меня через плечо. В конце концов я был вынужден сдаться и уступить ему бумаги. Это несколько упростило общую картину. Салли спросила:
– Что ты об этом думаешь, Джо?
– Хуже, чем я ожидал, – ответил он, – возьми, например, параграф 7…
– Я еще не читала его.
– Да? Ну, во-первых, он признает ассоциацию как полуобщественную организацию – как Ассоциация баров или Общественный фонд – и разрешает ей начать действовать еще до слушания на комиссии. Это значит, что любой волшебник, попавший в поле ее зрения, принадлежит отныне ассоциации Дитворта и должен быть очень осмотрителен, чтобы не вызвать ее раздражения.
– Но разве такое возможно по закону? – изумился я. – По-моему, это противоречит конституции – частная ассоциация, как эта…
– Тому тьма прецедентов, сынок. Корпорации по организации всемирных выставок, например. Они признаны всеми и даже платят налоги. Что же касается соответствия конституции, то тебе еще придется доказать, что закон не действует одинаково для всех, конечно, так оно и есть! – но это будет чертовски трудно доказать.
– Но каким же образом ведьма может прийти на слушание в комиссию?
– Конечно, здесь-то собака и зарыта. Комиссия имеет очень большие полномочия – почти неограниченные – во всем, что связано с магией. В билле полно фраз типа «целесообразно» и «надлежащим образом», что означает, что никаких законных ограничений нет, а все зависит исключительно от доброй воли и порядочности членов комиссии. В этом суть моих возражений против комиссий в правительстве – закон не может действовать для всех одинаково в таких условиях. Им передана вся законодательная власть, и то, что они говорят, – и есть закон. С таким же успехом они могли бы всех судить военным судом под барабанный бой. Комиссия выделит для этой цели девятерых своих членов, шесть из которых должны быть лицензированными волшебниками первого класса. Я полагаю, не нужно объяснять, что несколько неудачных рекомендаций, и она превратится в сплоченную, замкнутую маленькую олигархию – благодаря своему праву выдавать лицензии.