Задняя дверь моего офиса была раскрыта. Я дал этой крысе еще хорошего пинка, так что он перелетел через порог и растянулся на полу. Джедсон был уже у него за спиной. Я закрыл дверь на засов, как только мы вошли внутрь.
Джедсон одним махом перескочил через мой стол и принялся шарить в среднем ящике среди хлама, который всегда набирается в таких местах. Наконец он нашел то, что искал – синий плотницкий карандаш, – и снова оказался за спиной нашего гангстера, прежде чем тот достаточно очнулся, чтобы встать на ноги. Джедсон нарисовал вокруг него круг на полу, почти наступая себе на ноги от спешки, и закрыл его сложным росчерком с завитушками.
Наш невольный гость пронзительно вскрикнул, когда увидел, что делает Джедсон, и попробовал выбраться из круга до того, как он будет закрыт. Но Джедсон оказался проворнее – круг был закрыт и запечатан. Гангстер отлетел назад за границы круга, как если бы он наткнулся на стеклянную стену, и снова упал на колени. Он стоял так некоторое время и непрерывно изрыгал проклятия на языке, который я посчитал итальянским, хотя думаю, что там были ругательства из всех других языков, по крайней мере, из английского – точно.
Джедсон достал сигарету, закурил и еще одну дал мне.
– Давай, Арчи, посидим, отдохнем, – сказал он, – пока наш дружок успокоится до такой степени, чтобы можно было с ним поговорить о делах.
Ругательства полились из того потоком. Мы покурили несколько минут, пока поток ругательств не начал стихать. И тут Джедсон скосил один глаз на этого парня и сказал:
– Приятель, а не начал ли ты уже повторяться? Это его несколько отрезвило. Он сел и огляделся.
– Ну, – продолжал Джедсон, – не хочешь ли ты нам что-нибудь рассказать?
Он проворчал что-то себе под нос, а потом сказал:
– Я хочу позвонить моему адвокату.
Джедсон даже изумился:
– Ты не понял ситуацию. Ты не арестован, и мы не посягаем на твои конституционные права. Мы просто наколдовали норку и засунули тебя туда, вот и все.
Парень стал медленно бледнеть сквозь смуглоту своей кожи.
– О, да, – продолжал Джедсон, – мы вполне умеем делать такое – или еще похуже. Видишь ли, ты нам не нравишься. Конечно, – добавил он задумчиво, – мы могли бы переправить тебя в полицию. Понимаешь, иногда у меня бывает очень мягкий характер. Малый, похоже, совсем скис. – Тебе и это не нравится? Может, там есть твои отпечатки пальцев?
Джедсон вскочил на ноги и в два прыжка оказался перед ним, но снаружи круга.
– Ну, хорошо же, – резко сказал он, – давай отвечай, и смотря у меня! Почему ты фотографировал офис?
Малый промычал что-то, опустив глаза. Джедсон остановил его:
– Брось вешать мне лапшу на уши, мы ведь не дети. Кто тебя послал?
Тут малый вовсе растерялся и замолчал.
– Очень хорошо, – отреагировал Джедсон и повернулся ко мне. – Есть у тебя вакса или модельная глина, или что-нибудь такое?
– Оконная замазка подойдет? – предложил я.
– То, что надо.
Я подскочил к навесу, где мы хранили материалы для стекольщиков, и вернулся с пятифунтовой банкой. Джедсон с любопытством взглянул на ее содержимое и выволок оттуда добрую пригоршню замазки, затем уселся за мой стол и стал добавлять туда льняное масло до тех пор, пока она не размягчилась в достаточной мере. Наш пленник молча наблюдал за приготовлениями с самыми мрачными предчувствиями.
– Ну вот? Она почти готова, – объявил Джедсон и плюхнул мягкий ком на мою конторскую книгу. Он принялся лепить из нее нечто. Постепенно ком превращался в маленькую куколку около десяти дюймов в высоту. Джедсон, конечно, не художник, но он старался изо всех сил: постоянно поглядывая на человека в круге, как это делает скульптор, выполняя глиняный набросок прямо с модели. Было заметно, как нервозность того парня увеличивалась с каждой минутой.
– Ну, а теперь, – сказал Джедсон, осматривая фигурку из оконной замазки и сравнивая ее с оригиналом, – она такая же уродливая, как и ты. Как это тебя угораздило таким уродиться?
Пленник не отвечал, но потихоньку отползал в самую дальнюю часть круга. Лицо его помрачнело вконец.
– Говори! – потребовал Джедсон и сжал двумя пальцами левую ногу куколки. Левая нога нашего пленника дернулась и сильно задрожала. Он тяжело рухнул на пол, повизгивая от боли. – Ты собирался наслать чары на это место, так?
Наконец тот издал первый членораздельный звук:
– Нет, нет, мистер! Это не я!
– Не ты? Вижу. Ты просто шестерка. Кто должен был делать колдовство?
– Я не знаю! О! О! Боже мой! – он схватился за левую икру и стал нянчить ее в руках, как ребенка. Джедсон ткнул кончиком ручки в ногу куклы. – Я на самом деле не знаю! Пожалуйста, прошу вас!
– Может, ты и не знаешь, – недовольно отреагировал Джедсон, – но ты в конце концов знаешь, кто отдает приказы тебе, кто еще входит в вашу шайку. Давай, выкладывай.
Тот рухнул навзничь и стал кататься по полу туда и обратно, закрыв лицо руками.
– Я не смею, мистер, – стонал он. – Пожалуйста, не заставляйте меня.
Джедсон ткнул куклу еще раз. Сицилиец аж подпрыгнул, но на этот раз переносил боль молча, с видом мрачной решимости.
– О'кей, – сказал Джедсон, – раз ты настаиваешь...
Он еще разок затянулся сигаретой, а потом медленно поднес горящий конец прямо к лицу куклы. Человек в круге пытался заслониться, поднял руки к лицу, но напрасно. Я своими глазами видел, как кожа на его лице покраснела и воспалилась, а затем покрылась водяными волдырями под его руками. Мне даже дурно сделалось, и хотя я не испытывал к этой крысе никаких симпатий, я повернулся к Джедсону и уже собирался попросить, чтобы он прекратил все это, как он убрал сигарету от лица куклы.
– Ну что, готов разговаривать? – спросил он. Человек слабо кивнул. Слезы катились из глаз по его обожженным щекам. Похоже, он совсем сломался.
– Эй, не падай в "обморок, – добавил Джедсон и легонько щелкнул пальцем по лицу куклы.
Послышался звонкий шлепок, и голова парня запрокинулась назад от удара. Но это, похоже, только привело его в чувство.
– Все в порядке, Арчи, записывай, – Джедсон обернулся назад. – А ты, приятель, говори-говори, не останавливайся. Расскажи нам все, что знаешь. А если тебе начнет изменять память, остановись и подумай, насколько это приятно, если я дам кукле прикурить!