— А вы что скажете, Александр Сергеевич? — Поинтересовался хозяин кабинета и положения.
— Слов нет, одни эмоции! — Во все тридцать два зуба улыбнулся я. — И кофе хочется!
— Будто в какой-то другой миг вам его не хочется!.. — Выдохнул Фриц.
Я только руками развел, продолжая потешаться над ситуацией. А что? Имею право, между прочим.
Тонко усмехнулся директор, покачав головой. Издал тонкий звук, будто из шарика чуть приспустили воздух, надувшийся от гордости полковник. Очень надеюсь, что сделал он это откуда-то сверху.
— Господин полковник, — обратился к абсолютно счастливому «шептуну» теперь уже предельно серьезный директор. — Очень надеюсь, что свое письмо на августейшее имя вы отправить не успели.
От возмущения полицейского чина расперло так, что мне в нарушение всяческих протоколов безопасности этого здания захотелось открыть окно. Во избежание, знаете ли…
— Естественно, я его отправил! — Возмущенно-пафосно начал он, кидая злой и торжествующий взгляд на меня с Долгоруковым. — Не мог же я оставить без внимания выходки двоих этих…
Хлоп!
Миниатюрная, но сильная рука директора негромко, но веско хлопнула по столу, призывая подчиненного заткнуться.
— А что такоооое?!!! — Тут же протянул полковник, ибо кто посмеет тронуть Героя дня, вердикта о своих заслугах самого императора дожидающийся. — Я, знаете ли, не терплю таких дилетантов в своем деле!..
Его непосредственный руководитель, казалось, уже готов был сделать классический фейспалм.
— Ваше Благородие, — негромко обронил Христафор Милорадович (но болтун, о чудо, заткнулся в миг). — Извольте обращаться к Его СИЯТЕЛЬСТВУ с большим уважением. КНЯЗЬ Долгоруков терпеть не может подобных фамильярностей.
Мопсовидный Сабуров моментально побледнел. Какими бы великими он не считал свои нынешние заслуги, невежливое обращение к князю может обернуться большими проблемами. А к князю ДОЛГОРУКОМУ, о котором в свете и не только слухи в свое время вполне заслужено ходили самые мрачные, еще и дуэлью.
До результата. Смертельного.
Полковник перевел на меня слегка ошалелый взгляд.
— Ну, не князюшко я, и даже не графушко. — Развязно протянул я.
Долгоруков откровенно продемонстрировал свой белоснежный оскал. Даже в глазах Фрица мелькнули искорки смеха.
А вот директор выглядел действительно удивленным.
— Я не могу не признать, — быстро зачастил Сабуров. — Что меж людьми благородными не может быть претензий друг к другу. Уверен, что операция Вашего Сиятельства была спланирована великолепно, но по холопскому своему недоразумению…
Мопс едва ли не мне в лицо ткнул своим жирным пальцем.
Я не удержался, и, резко подавший вперед, клацнул зубами. Идиот едва успел отдернуть руку.
Хлоп!
О, директор таки выполнил фейспалм. Правильно, нечего держать все в себе. Оскал на лице князя застыл неприятной маской. Я же попросту засмеялся. В голос. Вот только что-то окружающие как-то очень странно переглянулись.
— Знаете что, полковник, — не обращая на мой смех ледяным тоном произнес Христафор Милорадович. — Я многое готов простить людям…
Директор слегка удивленно-насмешливо поднял бровь. Я был с ними согласен.
— Еще чуть-чуть больше я прощаю профессионалам…
Хм… К чему бы он это все?
— Но вот чего я никак не могу понять и простить, так это откровенного идиотизма. Особенно когда его демонстрирует персона в ваших чинах. Хотя знаете… Я даже закрою глаза на ваше, Сабуров, наплевательское отношение к эдиктам императора нашего, о недопущении дискриминации низкого сословия, а просто позволю Александру Сергеевичу самостоятельно решить вопрос. Любым удобным ему образом.
У мопса моментально отлегло от сердца. Он даже рискнул шутовски мне поклониться, издевательски демонстрируя свое пренебрежение.
Я улыбнулся. Как можно радушнее, между прочим!
Двое из четырех присутствующих отчего-то побледнели.
— Ну, вот я еще на дуэль с простолюдином не соглашался! — Пафосно заявил полковник, тщетно скрывая бегающий взгляд и слегка потрясывающиеся руки.
— А не будет дуэли. — Абсолютно спокойно отметил Христафор Милорадович. — Просто в один прекрасный день вы выйдете из дома и никуда не придете. То есть совсем. Тело же ваше, покуда этот молодой человек не захочет, никто не найдет. И это хорошо. Зачем давать газетчикам повод для сплетен. Труп же со следами насильственной смерти, я бы даже сказал явными признаками долгих и умелых истязаний, непременно натолкнул бы их на подобные размышления, верно? Однако я еще раз повторюсь: тела не найдут. Молодой человек очень серьезный профессионал. Коим, напомню, я всегда готов простить небольшие прегрешения.