Приедут — разберемся.
— Да что ж это, Христо?!!!..
— Им все передадут. — Заявил Фриц и, отвесив короткий кавалергардский поклон, вышел вон.
Я лишь пожал плечами в ответ на недоумение, мир которого в единочасье разбился в дребезги, полицейского шефа и направился следом.
У меня два часа, чтобы подготовиться.
Я всегда знал, что даже в самой воспитанной леди живет некое животное начало, всегда готовое всегда толкнуть свою хозяйку в пучину безумств и экспериментов… Особенно, когда ответственность ляжет на чужие плечи.
Предложенный мной план споров со стороны аристократок, равно как и уверений «я не такая, жду трамвая», не вызвал. И протестов тоже. Лишь возмущенные лица выдавали их «истинные» эмоции… Картину лишь чуть смазывали чуть лукаво улыбающиеся губки. А довольный блеск в глазах мог мне и почудиться, верно?
Однако до их появления было еще далеко.
— Добрый вечер, Олег Васильевич, тяжелый день, а?
Ну, на пленника уже можно было смотреть без ассоциациями с героями фильмов ужасов.
— Ааааа, газетчик, е****ый…
— Да, это я.
Камера на некоторое время погрузилась в тишину. Он с вызовом смотрел на меня. Я со скукой и легкой усмешкой — на него.
— Ну и че сидишь, — первым вызверился Киршин. — Зови своих е****в!!!
Спокойно выслушав долгую матерную тираду, сводившуюся к «все равно тебе ничего не скажу, мусорок!», откидываюсь на стул. Да-да… Сидеть на стальном табурете с видом «мне охрененно удобно» — тоже искусство!
— Ты знаешь, где ты находишься? — С легкой ленцой в голосе поинтересовался я.
— Да мне ****й где! — Вновь вызверился Киршин.
Я успел мысленно досчитать до пятидесяти и обратно. А ждать пока закончится очередная рулада рассказа о том, как меня будет сношать его защитник, закончился еще секунд через двадцать.
— Учел. — Коротко кивнул я, отставляя стакан с водой, из котого я делал ленивые глотки, в сторону.
Киршин скосил глаза вслед за движением моей руки. Не был бы прикован к столу, может, еще бы и потянулся следом. И дело вовсе не в жажде. Покормили и напоили его согласно моей просьбе от души. А вот осколком вполне можно было бы попытаться мне горлышко-то и распороть.
— Все, больше ничего без защитника не скажу!
— Гордо. Красиво, — Согласно кивнул я. — И глупо.
Тот лишь усмехнулся, да и отвернулся к стене.
— Умный ты, Киршин, законы вот знаешь, да на крючкотвора надеешься, что тебя отсюда вытащит. Хорошо… Я люблю с умными общаться. Так вот вопрос к тебе…
Прикованный к стулу мужичок лишь усмехнулся, да сплюнул на пол, сквозь вновь образовавшуюся при знакомстве с жандармами дырку в верхнем зубном ряду. Но и я ж не гордый, продолжу, чего уж:
— … Стал бы ты надеяться на своего защитника, если бы знал, что сейчас находишься в штаб-квартире Третьего отделения на набережной Мойки.
Он был умным. И законы знал. А потому бледнел прямо на глазах. Понимал ведь, что сейчас у меня руки не связаны вообще никакими законами. А мысль о том, что собеседник может сотворить с тобой ВООБЩЕ что угодно, знаете ли, отрезвляет. Эх, местные навели тень на плетень, вот и надеялся похититель отсюда выбраться. Сейчас же он резко пересматривал свои планы на жизнь. Вот только мне надо было, чтобы он не только осознал это глупой головой, но и мудрой печенкой прочувствовал.
— Готов. — Тут же выпалил он.
— Готов что?..
— Общаться!
О, уже не плохо. Вот только наврет ведь с три короба как на допросе инквизиции, где большинство готовы были принять на себя все грехи человечества, лишь бы избежать «особых методов» дознания. А нам такое не нужно. А вот кукла со сломанной волей — куда важнее.
— Давай, — с улыбкой идиота тут же выпалил я. — Начнем с литературы!..
Киршин вылупился на меня как на рептилоида на собрании масонов.
— Да-да, Олег Васильевич. — Покачал головой я. — Умный ты человек, но с шедеврами мировой культуры знаком вряд ли. Ничего, я поработаю специально для тебя чтецом. Перескажу тебе суть одного из моих любимых рассказов, а ты, заодно, поймешь к чему я веду.
— Да я и так все… — Начал было похититель, но тут же заткнулся, стоило мне чуть «придавить» его взглядом.
Слегка «отпустив» давление, я начал свое повествование:
— Во время покорения Америки переселенцы особенно не церемонились с коренными индейцами, зачастую просто уничтожая их, а иногда и насильно склоняя к труду. Нередко в качестве строителей в труднодоступных местах. Хотя там разве ж другие были?.. Естественно, при первой же возможности «коренные» «приезжим» все обиды припоминали самым радикальным образом. В общем, главный герой рассказа по фамилии Субьенков попал в плен к индейцам вместе со своими товарищами. Похитители стали жестоко пытать пленных по одному, чтобы остальные видели, что ждет их впереди[13]…