Второй год начался так же, как и первый, но на Хэллоуин мы устроили потасовку в Большом Зале. Северус ударил меня довольно сложным заклятьем, Сириус бросился на него, и тут нас растащил староста школы, Люциус Малфой. И Сириус, и я были знакомы с Люциусом – его семья была того же круга, что и наши, к тому же Люциус был родственником Сириуса – но не общались с ним: во-первых, он был на пять лет старше, а во-вторых, такого гада надо было еще поискать. Все были убеждены, что он практикует Темные Искусства. Люциус был потрясен способностями Северуса, поэтому назначил наказание и мне, и Сириусу, и даже Питеру (хоть тот и хныкал, что ничего не сделал) и приблизил Северуса к себе. До конца года Северус постоянно крутился с семикурсниками. Те отвратительно с ним обращались, но не давали в обиду никому другому, и он, похоже, считал это выгодной сделкой. Он набрасывался на нас при каждом удобном случае, и теперь уже нам приходилось мстить исподтишка.
На третьем курсе Люциус закончил школу, и все вернулось на круги своя. На четвертом Северуса взяли охотником в квиддичную команду (сам я попал в команду на втором курсе), и у нас появился новый повод для вражды. Конечно, я был лучше него – я вообще был лучшим на поле. (Это не заносчивость и не сарказм, а простая констатация факта.)
В начале пятого курса мы с Ремусом, получившим значок старосты, наткнулись в коридоре Хогвартс-экспресса на трех первогодков, смеявшихся над чьей-то поношенной одеждой и домашней стрижкой. Ремус, трясясь от ярости, велел им заткнуться («Как ни трудно вам в это поверить, но люди не надевают поношенную одежду, чтобы вас позлить, а деньги ваших родителей – отнюдь не ваша заслуга. Вы едете в школу, где о вас будут судить по вашим мозгам, успеваемости и способности приспосабливаться к обстоятельствам»… и пр.). К концу его речи я был краснее этих первокурсников. Уныло плетясь за ним, я слушал его восклицания и думал, что милый, добрый, озорной Ремус не остался бы со мной и минуты, если бы в тот день мы встретились на полчаса раньше.
После этого я решил извиниться перед Северусом. Когда я разыскал его, у него в руках была коробка, полная мышей (диких, по-моему, он сам их поймал), и он отрабатывал на них выкалывающее глаза заклятие и прочие гадости. Увидев меня, он швырнул в меня одну из мышей и взорвал ее в воздухе. Всю оставшуюся дорогу я смывал с себя мышиное дерьмо. Это поубавило мое желание извиняться перед ним.
Я всегда был популярен, а в том году стал просто звездой. Меня начали замечать девочки, а, может, это я стал замечать, что они замечают меня. Больше всех мне нравилась твоя мать, но она, в отличие от остальных, относилась ко мне с явным пренебрежением, которое переросло в неприязнь, когда я стал выделываться перед ней. Я никак не мог понять, почему девчонка – да еще магглорожденная, надо заметить, хотя я тогда был уже готов отказаться от своих предубеждений – не хочет быть подружкой красивого, талантливого, знатного волшебника, настоящей квиддичной звезды, в то время как другие не могут отвести от него глаз (а иногда и рук). Сириус сказал, что она считает меня задавакой (Что? Ты тоже так думаешь? Вот черт!). Ремус заметил, что если бы я вел себя лучше, то она лучше бы ко мне относилась. Питер уверял, что она просто слишком глупа и не понимает, какое счастье ей привалило. Я согласился с Питером, старался привлекать к себе побольше внимания и периодически нападал на Северуса – просто, чтобы доказать самому себе, что я сильнее его. В конце концов, выпендриваться проще всего за чужой счет, а Северус был слишком удобной мишенью.
На шестом курсе Ремус перестал просить нас не доставать Северуса. Он просто начал близко с ним общаться. Он решил, что если Северус будет лучше одеваться и приличнее вести себя, то у нас с Сириусом не останется причин ненавидеть его – вполне логично, но совершенно ошибочно. Мы находили сотню других поводов цепляться к Снейпу. Ремус и Лили (которая тогда была его лучшим другом), однако, были с ним почти неразлучны, к нашему вящему неудовольствию. Северус даже сблизился с Лили, хоть и не одобрял магглорожденных студентов. Мы с Лили к тому времени подружились, и я рассказал ей об этом его предубеждении, но она уверяла, что сможет повлиять на него. Я согласился – Северусу действительно пришлось бы отказаться от своего фанатизма, общаясь с ней.
Но последнее вряд ли было возможно, учитывая его друзей. В один из выходных в школу приехал Люциус Малфой и, как и Ремус, решил пообтесать Северуса. Люциуса, должно быть, покоробило, что его чистокровный прихвостень выглядит столь непрезентабельно. Он снабжал Северуса деньгами и приличной одеждой и учил хорошим манерам; взамен Северус, по нашим заключениям, варил для Люциуса зелья (В этом он был мастер. Наш учитель Зельеварения был настолько впечатлен способностями Северуса, что дал ему свободный допуск в лабораторию и позволил экспериментировать, сколько влезет).
Знание Темных Искусств и раньше привлекало к Северусу внимание хогвартских последователей Волдеморта – слизеринцев Нотта, Эйвери, Макнейра и Гойла, гриффиндорцев Мейландта и Холта, Лестранжа из Рэйвенкло и Крэбба из Хаффлпаффа. (Там было больше слизеринцев и хаффлпаффцев, но я помню лишь эти имена). Открытое благоволение Люциуса резко повысило статус Снейпа в этой группе. Сириус, Питер и я с ужасом наблюдали, как Ремус стоит возле «будущих Пожирателей Смерти» (так мы их называли) и ждет, пока Северус обратит на него внимание, или как Лили заявляет, что она, конечно, не одобряет увлечения Темными Искусствами, но некоторые теории, особенно касающиеся Подчиняющих Заклятий (заклятья для манипулирования людьми), кажутся ей довольно интересными. Мне она, естественно, ничего подобного не говорила – мы с ней тогда вообще едва общались – я подслушал ее разговор с Сабриной Леотт.
Мы всячески старались рассорить Северуса и Ремуса, вытворяя черт те что и надеясь, что они заподозрят друг друга. Однажды я, надев мантию-невидимку, пробрался в слизеринские подземелья, украл несколько Темных артефактов и книг и принес показать Ремусу. Тот побелел, отнес все назад и неделю со мной не разговаривал. Заодно я спер дневник Северуса, надеясь отыскать его уязвимые места (по крайней мере, я убеждал в этом себя). На страницах мешались обрывки теорий зельеварения, какие-то слизеринские предубеждения («Лили – грязнокровка, как же она может быть такой красивой и умной?! Иногда я хочу ее, но как же ее наследственность, ведь грязнокровки всего-навсего животные; может, ее мать переспала с магом, и она на самом деле полукровка, просто не знает об этом…» и все в том же духе) и признания в любви к Ремусу («милый Ремус», да «прекрасный Ремус», да «замечательный Ремус»…). Я читал это, пока меня не затошнило, и тогда я снова прокрался в Слизерин и положил дневник на место.
Сириус пошел дальше. Северус всегда ревновал Ремуса, бесился, когда тот исчезал (я предупреждал Ремуса, что это – дурной знак) и шпионил за ним. Увидев, как мадам Помфри ведет Ремуса в Визжащую Хижину, он потребовал у Сириуса отчета. Сириус ответил, что Северус сам сможет все выяснить, если пройдет мимо Дракучей Ивы.
К счастью, Сириус был так доволен своей проделкой, что похвастался мне и Питеру. Я пришел в ужас – ведь Ремус в своем тогдашнем состоянии (он был болен и не в себе) легко был способен убить Северуса. Когда я напомнил об этом Сириусу, тот усмехнулся и сказал, что это решит все проблемы.
Мне не казалось, что убийство – это удачное решение проблем, и уж совсем не хотелось, чтобы убийцей стал Ремус, который был добрее всех нас, вместе взятых, включая Лили. Он всегда был снисходительным к слабостям других, но ничего не прощал себе; убийство друга уничтожило бы его. Я рванул к Визжащей Хижине и успел вытащить Северуса.