Но кто он, этот собеседник Драганки, который так много знает? Или, точнее, так много врет?
Я сосредоточился и попытался «увидеть» его. Тепло между бровями превратилось в жар, но я не сдавался. Голова пошла кругом, нахлынула такая боль, что я чуть снова не потерял сознание. На глазах выступили слезы. Не удержавшись, я тихо застонал. Но темнота медленно рассеивалась. И вот чудеса — впервые в зеленоватом сумраке появился новый свет. Прямоугольник двери наполнился золотистой дымкой. Сквозь дымку я довольно отчетливо видел веранду, круглый стол и за ним — два силуэта. Оба одновременно повернулись ко мне. Тихо звякнула тарелка.
— Ага, — услышал я мужской голос. — Проснулся!
Вскоре дверь распахнулась, осветив комнату. Кто-то вошел и встал перед кроватью. Превозмогая боль, я попытался приподняться. Вошедший стоял против света, и я видел только высокий силуэт.
— Вы кто? — прохрипел я.
— Не хочешь для начала поблагодарить нас за спасение?
— Спасибо. Вы кто?
За спиной вошедшего усмехнулась Драганка.
— Узнаю стиль Черного!
— Что ты, солнце мое, — возразил мужчина. — Черный лорд, особенно в последнее время — сама любезность. Он умеет держать под контролем свои инстинкты. Иначе он не смог бы столько лет прожить в этом мире неузнанным. И вообще прожить…
— Вы про Грега, да? — слабым голосом спросил я, закрывая глаза и без сил падая на подушку. — Зачем вы меня сюда притащили?
— Притащили? — изумился мужчина. — Ты свалился практически мне на голову. Повредил флюгер… Помял клубнику… Считаешь, надо было оставить тебя валяться во дворе?
— Можно было вызвать «скорую».
— Я сам — «скорая».
Он приблизился, наклонился и положил мне руку на лоб. Боль и головокружение сразу прошли. Мне стало хорошо и тепло… Даже жарко. Через миг я понял, почему, — это нагревались печати. Все сразу. Они противились его прикосновению.
— Вы… врач?
— Помимо всего прочего, — согласился мужчина.
Мне подумалось, я уже где-то слышал эту фразу.
Его ладони, казалось, собирали мою ушибленную голову, словно кубик Рубика. Все, что растряслось от удара, само вставало на место.
— Ты о чем-то другом хотел спросить, да? Ты хотел спросить, почему твои незамысловатые узоры отреагировали на мою магию? Потому что такими их тебе поставили. Никто, кроме твоего хозяина, не имеет права вторгаться в твое сознание… и подсознание тоже. Даже с целью исцелить тебя.
— Какого еще хозяина? Ты о Греге? Он мне не хозяин!
— А кто же еще?
Я стиснул зубы, чувствуя, что начинаю злиться.
— Кто вы такие? — повторил я в третий раз, пытаясь усилием мысли столкнуть чужую ладонь со своей головы. — Почему наговариваете на Грега?
— Не наговариваем, а говорим правду, — вмешалась Драганка. — Должен же кто-то тебе ее сказать, если все прочие боятся?
— А по-моему, вы просто врете! Докажите!
Вместо ответа ладонь накрыла мне глаза, и я снова ослеп. Попытался воспользоваться своими обостренными драконьими чувствами — но проклятая ладонь словно закрыла и их тоже. На спине, на шее, на животе — везде, где стояли защитные печати, — пылало пламя. Только лоб почему-то больше не припекало.
Через миг я понял, почему. «Печать интеллекта» начала остывать.
— Что вы делаете?!
— Разрушаю печать Восьмилистника, — хладнокровно ответил «врач».. — Уж не знаю, зачем тут поставлен такой мощный знак, но в данный момент он тебе только вредит.
— Я вам запрещаю ко мне прикасаться!
— Прекрати сопротивляться! У тебя ушиб мозга. Это надо лечить немедленно.
— Уберите лапы от моей головы!
Печать все остывала. В какой-то миг она сравнялась температурой с кожей, и я ее вообще не чувствовал… А потом она стала холодной. Вначале это было похоже на кусок льда, который зачем-то положили на лоб, и несколько секунд даже приятно, особенно по сравнению с полыхающими жаром прочими частями тела. Но потом от холода заломило виски, и мой мозг угодил в ледяную сетку боли. Сетка становилась все холоднее и постепенно сжималась.
— Это ради твоего же блага, — ворковал неведомый целитель, плотно прижимая ладонь к моему лбу. — Не дергайся, я все равно не уберу руку, пока не сниму отек. Когда-то я давал клятву Гиппократа. Знаешь, в чем она заключается?
— «Не навреди», — простонал я сквозь стиснутые зубы.
Раскаленное тело стало легким и совершенно чужим, а голова — тяжелой, пропитанной болью, как отравленной водой. В горле что-то клокотало — не кровь ли?