Бабушка подняла было руку, чтобы снова поправить очки, но так и не завершила этот жест.
— Ведьма! — повторила она почти сердито. — Пустая болтовня. Здесь нет никаких ведьм! Мы с Лютером прожили тут сорок лет и никогда их не видели. Ведьмы жили в злые старые времена — теперь они не тревожат людей. Говорили кое-что о мисс Элвери, потому что она жила одна и неласково встречала тех, кто приходил посмотреть, как она живет. (О всяком, кто не распахивает двери перед каждым Томом, Диком и Гарри, будут говорить то же самое. ) Мисс Элвери была добрая богобоязненная женщина, ей очень не везло в жизни, но она не была ведьмой!
То, с какой силой произнесла это бабушка, заставило Джуди замолчать. Но миссис Пигот не говорила, что мисс Элвери была ведьмой, сказала только, что она — и ее семья — были прокляты ведьмой. Однако Холли решила, что сейчас не время уточнять. Очевидно, бабушка не хочет об этом говорить.
После ужина бабушка занялась делами, как будто хотела, чтобы дети как можно быстрей не путались пол ногами и легли спать. И действительно, повела их наверх. Она объяснила, что раньше здесь жили конюхи и был сеновал, но теперь здесь разделено на маленькие комнаты; в каждую можно поставить кровать, стул и высокий шкаф. Мама объяснила, что такой шкаф называется гардероб и что раньше, до того, как в домах появились стенные шкафы, люди держали в них одежду. В каждой комнате есть умывальник — ванной нет. Холли, чувствуя, как к ней возвращается скверное настроение, разглядывала тазик и кувшин на своем умывальнике и умывальнике Джуди. Дом без ванной. Мыться придется в воде, которую таскаешь наверх, а потом, вероятно, снова вниз. Она почти готова была взорваться, когда увидела усталое лицо мамы, вспомнила предупреждение Крока и сдержала свой гнев.
Они с Джуди делили одну комнату, которая когда-то была больше. Было ужасно холодно, поэтому они торопливо разделись и натянули теплые пижамы — бабушка их распаковала и положила на кровати. На комоде стояла лампа, и мама предупредила, чтобы они ее не трогали: она сама зайдет позже.
— Мне нравится мусорный двор, — сказала Джуди, когда они помолились и улеглись под старыми, но мягкими одеялами. — Нравятся дедушка и бабушка, и я рада, что мы сюда приехали.
Холли ничего не ответила. Она прислушивалась, но не к голосу Джуди, а к ветру, вой которого здесь был гораздо ближе, чем внизу, у огня. Слышались также странные трески и шорохи. Наверно, решила Холли, это потому, что дом — амбар — очень старый, ему больше ста лет, сказал дедушка. Она не хочет спать в старом амбаре, хочет домой, в свою кровать… и тут, несмотря на ветер, шорохи и все остальное, Холли уснула.
Утром мама принесла большой медный кувшин с горячей водой и присмотрела, чтобы они вымылись, но сказала Холли, что с завтрашнего дня это будет ее обязанность. Потому что мама утренним автобусом уезжает в «Пайн Маунт». Холли старалась не думать об этом. Она с самого начала знала, что мама уедет. Но раньше это было «когда-то потом», не нужно было смотреть этому факту в лицо. Теперь это время настало. Холли надела джинсы и свитер поверх футболки, заправила постель и помогла Джуди сделать то же самое, надеясь, что, если будет занята, сможет забыть о мамином отъезде.
Нужно было расправлять лоскутные одеяла, и Холли, поправляя свое, подумала, что днем эти одеяла освещают комнату, как лампа вечером. Снаружи за окном все выглядело серым и холодным, как будто Холли пропустила два месяца и уже наступила зима — хотя снега нет.
Внизу у печи стояла бабушка, искусно переворачивая оладьи.
— Ничто не сравнится со сковородой из мыльного камня, — говорила она маме. — Эти новые электрические штуки, они все время ломаются. А с такой сковородой никаких проблем нет!
Оладьи подрумяненные, так как надо. Рядом с тарелками бабушка поставила большую стеклянную бутылку с тонкой ручкой с одной стороны и такой сверкающей пробкой, словно она бриллиантовая.
— Это настоящий кленовый сироп, — сказала она. — Не купленный в магазине, где вас дурачат вкусовыми добавками. Получаем его прямо от Хокинса. Когда приходится всю ночь кипятить сироп, Лютер ему помогает.
Никаких сухих завтраков и апельсинового сока, чем обычно завтракала Холли, — бекон, и оладьи, и большой стакан молока. И хотя мысль о мамином отъезде преследовала ее, Холли поела.
— Вам незачем ходить в школу до понедельника. Пропустите два последних дня в неделе, это вам не помешает, — продолжала бабушка. — Утром в понедельник вас подберет автобус в конце этой дороги. Джим Баскин — водитель автобуса — сказал Лютеру, чтобы вы там были. У Лютера есть в городе работа сегодня, после того как он отвезет вашу маму, и, может, вы поедете с ним и поможете. В прошлую субботу в доме Элкинсов была распродажа. Старые семейства быстро уходят. Эти Элкинсы, вместе с Димсдейлами, и Пиготами, и Нойесами, и Оуксами, они основали этот город. Еще хорошо, что не снесли их дом. Его купили какие-то пришлые люди — хотят сделать его таким, как раньше. Считают, что это часть истории.
Все, что не захотели сохранить из обстановки, продали, а Лютеру сказали, чтобы приезжал за оставшимся, и он как раз сегодня может это сделать.
Она улыбнулась детям так, словно предлагала угощенье. Холли хотелось нахмуриться, но она не решилась. Несмотря на все, что говорила вчера бабушка о починке вещей, это все-таки свалка, мусорный двор. И дедушка разъезжает в старом грузовике, собирает выброшенные вещи, как мусорщик дома в городе. Теперь придется ехать с ним — помогать. И их могут увидеть дети из школы. Холли съежилась, гладя на свою вымазанную сиропом тарелку. Ее немного мутило, и она пожалела, что съела все это.
— Вот это еда! — Крок проглотил последний кусок и потом оживленно согласился с бабушкой: она понимает, как нужно проводить время.
Джуди схватила маму за рукав.
— Я не хочу, чтобы ты уезжала! — Голос ее дрожал, и Холли тоже готова была заплакать. Мама снова села, обняла Джуди за плечи и прижала к себе.
— Неделя пройдет очень быстро. Не успеешь опомниться, как я вернусь. У меня многое найдется тебе рассказать, а ты многое должна будешь рассказать мне. Помни, все записывай в дневник, и тогда ничего не забудешь! И можешь писать мне письма. А я буду тебе отвечать. Возьми мою красную ручку и бумагу, которую Люси подарила на день рождения, — с котенком.
— Кстати, о котятах… — Дедушка вышел, но теперь вернулся и снова стоял в дверях. На руках у него был котенок, почти взрослый, с мокрой шерстью, как будто много времени провел под дождем. Он лежал неподвижно, полузакрыв глаза. Но когда его поднесли ближе к огню, слабо мяукнул.
— Опять нам подкинули! — Дедушка обращался с котенком осторожно, как будто у того рана или перелом. Котенок дрожал, но не царапался.
— Принесу корзину, Лютер. Подержи его немного перед огнем, пусть просохнет. Я понимаю, многие люди злятся, у них бывают для этого причины. Но плохо обращаться с животными — я этого не переношу. Лютер тоже.
Она порылась в одном из стойл с поломанной посудой и извлекла большую корзину, с отломанной верхней ручкой. В корзину положила газеты из груды на своем рабочем столе, а поверх — выцветшую подушку, придавив ее.
— Люди! — сердито говорила она, дважды поправляя очки с такой силой, что Холли опасалась, как бы не сломалась красная оправа. — Они бывают злее чертей старого Сатаны. У нас здесь свалка, и некоторые просто приносят сюда бедных животных и оставляют! Мы… — она взглянула на детей, которые собрались у огня и смотрели, как дедушка укладывает котенка в корзину, — нет, не стану при детях рассказывать все, что мы видели. Лютер, поставь его сюда, а я налью немного теплого молока, и оставим его в покое. Если не сможет пить сам, налью в кукольную бутылочку.
— Можно его погладить? — Джуди всегда хотелось иметь котенка, но мама говорила, что в городе, с движением на улицах, лучше не заводить.
— Пока не нужно. — Дедушка укладывал свою находку на подушку. — Он, наверно, думает, весь мир против него. Имеет право после такого обращения. Пусть привыкает постепенно. Оставим его здесь, Мерси за ним приглядит. Позже он начнет нам доверять.