– Элизабет Шалле, рада приветствовать вас в нашем городе. Но я не рина, я риса.
– Вы живете в особняке Морроу? – спросил меня Роксвел уже более спокойно и без прежнего нажима. Было похоже, что он все же немного смутился, осознав, какое представление только что устроил.
– Да, я там работаю и живу. Я – няня. – Они не знали, что я слышала ночной разговор, потому мой пристальный интерес за реакцией на мое признание не заметили. Николас буквально подавился смешком, произнеся тихо: «М-да, не старушка». А Дарен ничего не сказал, кивнув каким-то своим мыслям.
– Прошу нас простить, риса Шалле. Точнее, меня. Я был непозволительно груб. Издержки профессии, – снизошел до признания своей вины Роксвел. – Прощу дать мне шанс исправить впечатление, когда для этого представится возможность, – произнес он. Лицо его вновь стало непроницаемым. Он приложил правую руку к сердцу, склонив голову в поклоне вежливости. Столичный этикет. Для рисы слишком вежливо, но я приняла как должное. Ответила легким реверансом:
– Рэн Роксвел, рэн Страйден, – я развернулась и продолжила свой путь. Мужчины еще какое-то время оставались на месте, разговаривая. Но несколько минут спустя их жеребцы галопом пронеслись мимо. Я проводила взглядом черноволосого всадника и мне показалось, он немного повернул голову в желании обернуться. Через несколько секунд оба скрылись за поворотом.
***
Пять минут назад.
– Дар, ты рехнулся? С тобой что-то не так, тьма тебя побери! И у меня есть два варианта. Эта милая риса либо чем-то тебе насолила, либо… либо забудь! – Николас с тревогой смотрел на друга.
– Я почувствовал ее в доме Морроу, Ник. Тьма! Серая мышь, в сером городишке… Но инстинкт… – мужчина с чувством пнул сапогом булыжник на мостовой.
Ник похлопал его по плечу.
– Объяснишь? – спросил он.
– Когда сам пойму. Если… пойму.
Глава 4.
Я была в смятении. Возможно, мне уже не стоит возвращаться в особняк? Возможно, прямо сейчас я должна сесть в дилижанс или на судно и покинуть Трокс? Почему этот Роксвел так себя вел? Узнал, что я одарена? Но как? Да и в этом случае он, скорее всего, заставил бы меня пройти регистрацию; тогда моей судьбой занялся бы Департамент магического равновесия. Но он меня отпустил и извинился…
Мне нельзя было попадать в жернова нашей бюрократии. Покупая фальшивые документы, мама специально настояла на том, чтобы к моему возрасту добавили два года. Такой возраст предполагал, что наличие дара уже проверено: это в нашем государстве делают в восемнадцать лет и только в случае, если магия есть у матери. Если сейчас у меня обнаружат магию, начнется расследование, выяснится, что семьи Шалле никогда не существовало, и всё это приведет к еще большему расследованию в отношении меня. Покоя мне не дадут.
Я устала. Захотелось прекратить все это. Прячусь больше половины жизни, а даже не уверена, что в этом есть необходимость. Мамина паранойя привела нас к пяти годам скитаний и смены мест жительства. У меня появилось желание вот прямо сейчас отправиться в столицу к императору Кристиану и сказать ему, нет, выкричать, что казнён был невиновный, что это именно я виновата в инциденте десятилетней давности. Что мой отец оговорил себя и взял с меня клятву, что я никому не скажу. Захотелось прорыдать ему, что моя мать, герцогиня, не выдержала смерти мужа, слегла и теперь больше похожа на призрак, чья жизнь поддерживается лишь усилиями дорогостоящих лекарей.
Первые годы после ареста отца мы жили с матерью в нашем поместье, но после его казни Морон-старший, который тогда был императором, лишил нас всех владений. Пока отец был в тюрьме, мать приходила к нему так часто, как могла и однажды она взяла меня с собой. Папа обязал нас уехать, сменить имя и сделать все, чтобы никто не узнал о моем жизнеспособном магическом даре.
В этих воспоминаниях я подошла к почте, и вдруг меня окликнули:
– Риса Элизабет! Вы сегодня без малышей? Заходите, сегодня эклеры чудо как хороши!
Это была Ванесса, хозяйка лучшей кондитерской в Троксе. Я помахала в ответ и крикнула, что зайду попозже. Внутри меня теплилась мысль: за этот год я стала своей в этом городе. И, как бы это эгоистично ни звучало, не видя ежедневно страдания матери, я чувствовала себя легче. Мой дар не помогал ей. Я хотела, чтобы он помог, а он – нет. Наблюдая за ней и глядя в её пустые глаза, постоянно испытывала раздирающее чувство вины. Это я убила отца; это я не смогла спасти мать. И, похоже, не могу спасти и себя.
Но в этом городе у меня есть Полли, есть близнецы, и, в конце концов, Ванесса с её сладостями. Есть садовые дорожки, по которым так приятно гулять по вечерам. И да, Бритта ещё не беременна. Нет, я не побегу сейчас. Здесь я кому-то нужна, и это важнее, чем просто бессмысленно прятаться. Я не нарушу клятву, данную отцу, но уеду, только если почувствую, что иначе нельзя. А с рэном Роксвелом я постараюсь не встречаться; не думаю, что это будет сложно.
Приняв решение, я вздохнула свободнее, отправила деньги по нужному адресу и направилась в кондитерскую слушать сплетни и пить чай.
***
Город гудел как улей. И было от чего. Вот уже неделю к нам прибывали имперские боевики. Для них c невиданной скоростью возводили казарменные помещения и полигонные сооружения. Через сутки город готовился принять и военные подразделения оборотней.
Выбор места для военных объектов не занял много времени. Требовался участок без застроек и городской суеты. В Троксе условно можно выделить несколько районов. Со стороны границы с Ровеном юго-восточный, где проживало высшее сословие и зажиточные горожане; центральный – с торговыми улицами, и административными учреждениями; прибрежный – на юго-западе, где находился порт. Чем ближе к порту, тем беднее и серее становилась картина. В этой части ютились дома мастеров, рыбаков, рабочих. Там же находились увеселительные заведения разного сорта – от питейных до публичных домов.
Под казармы были отведены обширные луга на юго-востоке, недалеко от нашей фешенебельной части города. В результате военная часть разместилась на границе с оборотнями, всего в нескольких ли от особняка Морроу. На вопрос о том, как аристократы отнесутся к магическим взрывам недалеко от своих жилищ, мэр Трокса отвечал, что место выбрал не он, а рэн Николас Страйден, и спорить с посланником императора он не намерен.
Работы у рэна Грегори ожидаемо стало намного больше, но в то же время дома он стал бывать чаще, чем в ратуше. Поместье Морроу находилось рядом с полигоном, поэтому контролировать строительство и встречать должностных лиц с отчетами стало проще прямо у себя. Так его домашний кабинет превратился в приемную.
Вот и сегодня, со стороны калитки, которая вела к черному входу в поместье, послышались голоса. Рэн Грегори общался с очередным посетителем, направляясь к себе. Эта калитка за все предыдущие годы не открывалась столько раз, сколько за последнюю неделю, благодаря ходокам из казарм. Я сидела на лавочке и читала книгу; рядом в коляске дремали Мэри и Дерек. Подавшись неведомому порыву, сегодня я оставила волосы распущенными, не убирая в обычную тугую прическу. Поэтому время от времени приходилось смахивать с лица назойливые пепельные локоны, которыми легкий летний ветерок так норовил закрыть мне глаза. Светло-голубое платье с открытыми плечами также было для меня необычным выбором. Мой гардероб был весьма скуден на цвета – желание затеряться влияло на выбор одежды. Но в этот раз почему-то захотелось быть заметной.
Голос собеседника Грегори, вдруг послышавшийся совсем рядом, произвел на меня эффект взрыва, от которого пульс стал лупить с немыслимой скоростью, а сердце вовсе ощущалось где-то в горле. Я чувствовала, как мое лицо полыхнуло красным. Не поднимала головы от книги, но точно знала, что рядом Дарен Роксвел. Я не видела его несколько дней, но выкинуть из головы так и не смогла. Все это время я ощущала не только угрозу, но и какое-то томящее волнение. Его мрачный черный взгляд снился по ночам. Пробуждаясь, я не могла уснуть и, выходя на балкон, некоторое время всматривалась в темноту сада, пытаясь успокоиться.