Елена Ларина
Магия, любовь и виолончель или История Ангелины Май, родившейся под знаком Рыб
Мужчина и женщина – это две ноты, без которых струны человеческой души не дают правильного и полного аккорда.
Пролог
В стекло постучали. Я подошла и увидела снаружи на подоконнике смятую бумажку. Открыла окно, развернула записку и ничего не смогла разобрать. Строки таяли под моим взглядом. Я успела заметить только подпись – «Ева».
Проснулась я, судорожно сжимая записку в кулаке. Медленно разжала пальцы. Конечно, ничего… Все это только сон. Другой бы махнул рукой. Только я привыкла доверять трем вещам – собственным снам, интуиции и голосу моего мужа.
Ева, Ева… Мы перезванивались регулярно. Регулярно – это значит два раза в год. Ева всегда поздравляла меня с днем рождения. А я ее -с Новым годом, потому что на свой день рождения она вечно куда-то уезжала.
Так уж повелось, что каждый раз мы повторяли одно и то же – хорошо бы увидеться. Но так прошло много лет. Не виделись мы с тех самых пор, как окончили курсы астрологии под руководством незабвенной Эльги Карловны.
Поговорить с Евой всегда приятно, поэтому я быстренько нашла ее номер в записной книжке и, не задумываясь, набрала его.
– Ева, привет! Это Ангелина. Ты будешь смеяться, но я звоню тебе потому, что мне сегодня приснилось – ты меня зовешь.
– Гелка, какая же ты умница! – искренне восхитилась Ева, и я поняла, что сны меня, как всегда, не подвели. – Ты не представляешь себе, как ты вовремя! Я действительно хочу найти всех наших девчонок из астрологического кружка. Ведь в этом году будет десять лет, как мы окончили курсы. Давай, Гелка, попробуем сделать это вместе. С этими девичьими фамилиями – сплошная засада!
– Ну мою-то фамилию, ты, слава богу, знаешь.
– Ну! Еще бы не знать! – живо откликнулась Ева. – А остальных – понятия не имею. Телефоны поменялись. Фамилии не те. Пока всех найдем – сто лет пройдет.
Прошло, конечно, не сто лет. Но два с половиной месяца мы честно на это потратили. И ровно к концу декабря все бывшие сокурсницы обнаружились.
Всем нам сейчас слегка за тридцать или около того. Первое десятилетие женской жизни уже завершилось. И нам, конечно же, есть о чем рассказать друг другу. Ева так просто горела желанием все обо всех узнать.
Она пригласила нас к себе в загородный дом на Рождество, поскольку Новый год, как известно, праздник семейный. И потом, дом у Евы был просто рождественской мечтой, ожившей зимней сказкой. Я приехала сюда заранее, чтобы помочь ей все подготовить. Мы с ней даже успели побегать на лыжах по снежному лесу!
Потом вместе наряжали елку в золото и мишуру, украшали гирляндами дом, болтали обо всем на свете, суетились и по очереди спотыкались то об одного, то об другого Евиного добродушного далматинца. Я смотрела на них с легкой грустью. У нас уже давно не было собаки. Мы ее так любили, что другую брать пока не решались. К тому же Серафима была пока слишком мала. И собака, и маленький ребенок – это слишком. Вот будет ей лет пять, тогда посмотрим… Дочку на несколько дней я отправила к маме. Муж должен был вернуться из-за границы только к старому Новому году. Салон свой я смело оставила на Райку. Она справится не хуже меня. И временной свободой решила воспользоваться на полную катушку.
С каждой из девчонок было взято торжественное обещание – что бы ни случилось, изо всех сил постараться на встречу приехать. Когда еще мы такое провернем!
К вечеру в назначенный день действительно приехали все. И это было славно! Но я почему-то начала волноваться. Ведь каждой из нас предстояло поведать о себе целую повесть, а может быть, даже настоящий роман. Я погружалась в свои воспоминания, и все, что со мной произошло за это время, оживало и наполняло меня слегка забытыми чувствами и эмоциями.
Мне стыдно, но я не могла сосредоточиться на других рассказах. Единственное, что меня прощает, – это то, что мы все записали на камеру. То, что прослушала, узнаю потом.
Ну вот, подошла и моя очередь сесть в кресло и все им рассказать.
Невское время
Мне нужно было с ним поговорить! Но не могла же я просто так подойти к нему на улице и спросить: «Что у вас с рукой?» Да и потом, я понятия не имела, по каким улицам он ходит и как выглядит.
Мне помогли. Позавчера вечером я в конце концов дозвонилась до своего старого приятеля Виталика Саца из пресс-центра. Подружились мы с ним на картофельном поле, утопая по колено в грязи и теряя сапоги в недрах родной земли. Я тогда училась на филфаке, а он -на журналистике.
Во время краткого телефонного инструктажа Виталик оперативно раскрыл мне секреты своей профессии:
– Главное – не волнуйся. Никто тебя не рассекретит. Я позвонил Карине, сказал что ты из «Невского времени». Важно только одно – правильные вопросы. Настоящий журналист никогда не задаст вопроса, на которые можно ответить «да» или «нет». Иначе интервью не получится. Ты уж постарайся. Раз я тебя аккредитовал, значит, и текст ты уж мне, пожалуйста, сдай. Нечего добру пропадать. Может, и сгодится.
Правильные вопросы начинались со слов «какие», «что», «как», «почему». Я старалась это запомнить, как правила перед экзаменом.
Впервые после того как я уволилась с работы, я проснулась в семь утра и вопреки здравому смыслу никак не могла заснуть. Пальцы леденели и непроизвольно сжимались в кулаки. Я раз пять себя на этом ловила и усилием воли пыталась расслабиться. Ничего не помогало. Я давно так не волновалась. Наверное, в последний раз меня так капитально высасывало изнутри, когда я решила расстаться с невинностью.
Глаза я накрасила так, как, по-моему, должна была красить их журналистка: четко и ясно. Глазами мне предстояло на него смотреть. Губами – задавать свои меткие вопросы. Значит, нужно было слегка потрудиться и обозначить их местонахождение на лице. И тут я некстати подумала, что и ушами придется поработать, а значит, неплохо было бы и их отметить красными флажками. Гейши, например, свои традиционно торчащие ушки подчеркивали перламутром. Но меня с перламутровыми ушами, боюсь, в академическом заведении просто не поймут.
Волосы я заплела в две низкие девчоночьи косички. Рыжие кисточки болтались у меня на груди. Журналистка – профессия демократичная. Все-таки у нас свобода слова. А значит, и форма одежды – свободная.
Не знаю, что на меня нашло. Мне почему-то казалось, что роль свою я сыграю хорошо, только если буду в гриме и не буду похожей на себя.
Юбки я ношу редко. Но тут почему-то выбор пал на нее – узкую и длинную. Маленький черный свитер с большим воротом и сумка, как у почтальона, через плечо. Не знаю, зачем мне все это понадобилось. Он-то меня никогда не видел. Но интуиция диктовала мне свои требования. И я безропотно их выполняла. Голос моего разума никогда не был сильнее, чем она.
Проходя по коридору мимо двери соседки Лили, я слегка задержалась, прислушиваясь к приглушенным голосам, а потом постучала.
– Ау! – крикнула в ответ Лиля. – Можно. Заходи.
Я бы не сказала, что это называется «можно». Но у Лили нет лишних комплексов. В постели валялся неизвестный мне мужик. Он вяло повернул голову в мою сторону.
Приземистая и кругленькая Лиля в одной длинной футболке красного цвета с неприятно-желтой цифрой 69, стоя передо мной, изображала на лице улыбку.
Я постаралась сфокусироваться на ней и не смотреть на торчащую из-под одеяла волосатую ногу постороннего мужчины. И зашептала.
– Извини, я на секунду. Всего на два слова. Можешь мне дать свои запасные очки? Ну те, кругленькие, которые ты не носишь? Я вечером отдам.
– Ты что, Гелка? – Она посмотрела на меня с интересом. – Зачем тебе? Мутишь воду?
– Просто пытаюсь начать новую жизнь, -ответила я, как могла легкомысленно, и мягко улыбнулась. Мол, я и сама отношусь к этому со здоровой иронией.
– И напрасно! – сказала Лиля так громко, что волосатая нога на заднем плане вздрогнула. – Это типичный самообман – начинать новую жизнь в чужих очках, прятать голову в песок, как страус. – Но, несмотря на обличительную речь, все же пошла к серванту и вернулась с бордовым футляром. – Перемены, Геллочка, надо начинать изнутри…