— Замолчи, — велел Гараб. — Ты снова бредишь. Замолчи! Если они нас найдут, нам конец.
Послышались голоса. Мужчины переговаривались, остановившись неподалеку от оврага, в котором прятались беглецы.
— Они нас сейчас заметят, — тихо сказал Гараб. — Давай войдем в ручей и спрячемся среди камней, под водой, оставив только рты на поверхности. Им не придет в голову искать нас в этом месте. Подталкивая друга к воде, Гараб добрался с ним до середины потока, где находилась впадина, заполненная острыми камнями. Друзья нырнули в пенистую воду; схватив охапку листьев и веток, принесенных течением, Гараб водрузил ее на голову Рамы и на свою, и беглецы притаились за двумя соседними валунами.
Несколько человек вышли из чащи. Гараб понял из их разговора, что это бон-по, посланные за ними в погоню. Один из них подошел к оврагу, где только что прятались Рама и Гараб.
Индус барахтался, пытаясь вырваться из рук Гараба, который удерживал его под водой.
— Вернуться… Я хочу вернуться… пусти меня, — бормотал он. — Я хочу еще раз это испытать и победить! Я хочу узнать…
— Молчи! — шептал испуганный Гараб, опасаясь, что шум воды недостаточно заглушает голос безумца.
— Дай мне их позвать… Здесь… Я здесь… Я…
Раме удалось вырваться и высунуться из воды по пояс.
В мгновение ока Гараб схватил индуса и, стиснув плечи Рамы руками, окунул его с головой.
На берегу послышались шаги. Рама отбивался, и Гараб почти лег на него, чтобы удержать его под водой. Наконец шаги стали удаляться… Рама перестал двигаться и затих.
В лесу снова воцарилась тишина. Гараб приподнял голову друга. Широко раскрытые глаза индуса пристально смотрели на него, словно пытаясь выразить какую-то мысль, сообщить некую весть…
Рама!.. Что испытал, что узнал этот несчастный за те короткие мгновенья, когда обезумевший друг, в котором проснулся звериный инстинкт самосохранения, топил его, человека, которого он только что спас?
— Рама! Рама! Что я наделал! — в отчаянии рыдал убийца.
Настал вечер, а Гараб все сидел на берегу ручья. Прислоненный к скале Рама продолжал загадочно и нежно смотреть на него своими большими черными неподвижными глазами.
И когда мрак окутал дорогое лицо друга, положив конец их немому разговору, Гараб встал и побрел куда глаза глядят.
Глава VII
Мудрый отшельник на горе Амне Мачен. — Таинственные чужеземцы. — Плоть побеждает дух. — Убийство в пещере.
К востоку от безлюдных степных просторов северного Тибета среди бескрайних пустынных плоскогорий гордо возвышается одинокая гора. Местные пастухи называют ее Амне Мачен, или Мачен Пумра, и считают, что здесь обитает их божество. Гигантские горные конусы, которые вздымаются перед ее высокой, увенчанной вечными снегами вершиной, напоминают часовых на посту, а под основанием покоятся залежи золота. В этих местах провел свою юность Гэсар из Линга — герой тибетского народного эпоса, и сказочные сокровища, которые он открыл, согласно преданиям, могли и в самом деле быть золотом Амне Мачен.[53]
Неподалеку отсюда когда-то, во времена процветания, стояли палатки Гараба и паслись его стада. Отправившись в поход, гордый и бесстрашный предводитель прошел через весь этот край во главе отряда разбойников и в тех же пустынных просторах на закате к нему явилась Дэчема. Подобно раненому зверю, который возвращается в свою нору, Гараб, проведя более года в скитаниях и терзаясь угрызениями совести после преступления, совершенного почти бессознательно, пришел поклониться Дорджи Мигьюру — аскету, живущему на склонах Амне Мачен. Слава о мудром и суровом отшельнике разнеслась по всей стране. Говорили, что он наделен сверхъестественными способностями и силой. Многие стремились стать его учениками, но отшельник отсылал почти всех спокойно, но твердо; самым удачливым приходилось довольствоваться разрешением находиться поблизости от скита в течение нескольких недель, самое большое — нескольких месяцев.
Дорджи Мигьюр выслушал исповедь Гараба, как всегда, невозмутимо. Он научил его некоторым простейшим религиозным обрядам, посоветовал неукоснительно выполнять их и, снабдив Гараба житием Будды и рядом своих проповедей, разрешил ему вопреки обыкновению остаться на неограниченный срок в пещере, оборудованной под жилье, где обычно останавливались набожные миряне, приносившие аскету еду, либо посетители, приходившие за его духовными наставлениями.
Встреча с индусом в монастыре, события, происходившие во время его пребывания среди бон-по, и особенно потрясение, вызванное смертью Рамы, отвлекли внимание Гараба от Дэчемы, но у Амне Мачен мысли о возлюбленной снова посетили его, вытесняя все прочие заботы. Привычная обстановка, природа, напоминавшая ландшафт, на фоне которого он впервые увидел Дэчему, а также пейзажи, окружавшие их во время долгого путешествия к Ган-Тэсэ, воскресили в памяти бывшего предводителя разбойников прошлое и историю его любви. День ото дня Дэчема все больше овладевала его мыслями. Он вспоминал ночи, которые они проводили в объятиях друг друга под звездным небом, сладостный трепет, охватывавший его при соприкосновении с горячим телом любовницы, страстное желание, не дававшее ему покоя, и сводившее с ума наслаждение, которое она ему доставляла.
После побега из Сосалинга Гараб не хранил целомудрия. Этот мужественный красавец по-прежнему привлекал женщин; даже бедным бродягой он не испытывал недостатка в любовных приключениях. Но ни одна из тех, кого притягивал магический блеск больших глаз сына индуса, не смогла ни на миг затмить Дэчему.
Как и после первой ночи любви, Гараб с тревогой спрашивал себя, что было в ней такого особенного, что отличало ее от других женщин. Как и раньше, ему в голову приходили рассказы простых людей о сондрэма — девушках-демонах, которые играют в любовь с земными мужчинами.
Дэчема погибла, он видел, как ее унес поток. Однако что- то в глубине души говорило Гарабу, что она жива. Он снова и снова видел быструю, мутную и пенистую воду и две тонкие руки, скрывшиеся в тумане. Может быть, это были не женские руки, а дьявольское видение? Почему руки Дэчемы не ушли под воду вместе с пей? Дэчема!.. Кем же она была, если, как только он произносил ее имя, сердце его начинало трепетать и мучительное желание вновь овладевало его плотью?
Гараб отбивал бесчисленные ритуальные поклоны, которым научил его отшельник. Он повторял до изнеможения молитвы, выражая таким образом желания бодхисаттв,[54] которые отдают себя служению людям и облегчают их страдания.
Созерцательная жизнь была чужда темпераментному Гарабу. Ему исполнилось тридцать два года, и он был как никогда полон сил. Он не смог бы приспособиться к жизни отшельника, если бы не видел в ней средство для достижения определенной цели.
Бывший разбойник не стремился избежать кары за свои прегрешения. Гараб был слишком горд и презирал подобные сделки с совестью. Он посчитал бы за трусость всякую попытку уклониться от ответственности за свои поступки и был готов заплатить за них любую цену, но Дорджи Мигьюр указал ему идеальный путь.
— Забудьте о прошлом, — сказал Гарабу отшельник, — не сосредоточивайтесь на ошибках, которые вы совершили: раскаяние является одним из видов самомнения. Тот, кто предается ему, приписывает себе и своим действиям слишком важное значение. Все, что существует, все, что происходит, является следствием чрезвычайно запутанных причин. Сколько бы мы ни заглядывали в глубь веков, невозможно обнаружить истоки этих причин, представить себе причину, которая не являлась бы следствием другой причины. Итак, сын мой, вы сами и ваши поступки — всего лишь звенья этой вечной цепи, скрепленные с другими звеньями, которые, в свою очередь, нанизаны на другие звенья. Обратите свои помыслы к страданию, которое сопровождает человека в его странствиях по кругу бытия. Бодхисаттвы, которые смотрят на нее с мудрой прозорливостью, становятся наставниками, проводниками, лекарями невежественных, запутавшихся, охваченных огнем ненависти и зависти людей. Перестаньте оглядываться на прошлое, сын мой, стремитесь заслужить почетное право стать слугой этих бодхисаттв, следовать за ними, забывая про себя, горя желанием быть лишь орудием их милосердия, дабы сеять радость в этом мире, наводненном печалью и скорбью.
53
См.: «Сверхчеловеческая жизнь Гэсара из Линга». Героический эпос народа Тибета в переводе А. Давид-Неэль и ламы Йонгдена.
54
Преисполненные милосердия люди и другие существа, далеко продвинувшиеся по пути духовного совершенствования. Бодхисаттвы достигают состояния будды, отказываясь тем не менее от нирваны и оставаясь среди людей из сострадания к ним.