Долог путь странника, который заходит в деревни, просит милостыню по домам и расспрашивает людей. У Дэчемы не было определенного маршрута. Она брела куда глаза глядят, как и раньше, когда сбежала из отчего дома, разыскивая мужчину своей мечты, которого потом встретила, потеряла и теперь хотела снова найти, чтобы уже никогда с ним не разлучаться.
Проскитавшись полгода неподалеку от реки, которая притягивала ее как магнит, она миновала область Га и добралась до Черку, по-прежнему не теряя надежды. Никто из тех, кого она расспрашивала в этих местах, не помнил, чтобы кто-то утонул во время наводнения, которое все прекрасно помнили, поскольку оно причинило огромный ущерб. Смертных казней в округе тоже давно не было.
Однако Дэчеме не удалось обнаружить следов Гараба.
Тогда она подумала, что пастухи племени, в котором он жил, могли знать, что стало с их бывшим предводителем. Может быть, он даже опять поселился среди них, когда минула опасность.
Дэчема вновь отправилась в путь, и прошло еще несколько месяцев, прежде чем она добралась до стойбищ Гараба.
За исключением разбойников, участвовавших в налете на монгольский караван около десяти лет тому назад, никто из пастухов никогда не видел Дэчему.
Они слышали, что Гараб возил с собой в Лхасу, а затем к Ган-Тэсэ необычайно красивую любовницу, в которую был страстно влюблен, но никому не приходило в голову, что между красоткой и жалкой изможденной монахиней, просившей милостыню в их стойбищах, было что-то общее.
Дэчема не решалась прямо спрашивать о Гарабе. Она полагала, что после разгрома банды прошло достаточно много времени и нависшая над Гарабом угроза миновала, но не была в этом уверена и соблюдала осторожность, что сильно затягивало поиски.
Наконец Дэчема узнала, что Гараба видели двое пастухов из племени, пастбища которого раскинулись на востоке, по дороге к Амне Мачен. По слухам, бывший предводитель разбойников сделался святым отшельником.
Дэчема покинула стойбище Гараба.
Поскольку странница кормилась подаяниями, она не могла отправиться прямо к Амне Мачен через бескрайние степные просторы, подобно купеческим караванам, и пошла окольным путем, стараясь держаться ближе к деревням. Таким образом прошло еще несколько месяцев.
Дорджи Мигьюр и сидевший у его ног Гараб слушали в скиту на склоне Амне Мачен рассказ некоего дрокпа, которого послали к отшельнику вожди племени, обитавшего в верховье Желтой реки.
Посланец принес тревожные вести, и пастухи просили у мудреца совета и помощи. В их краях объявились двое чужеземцев, непохожих друг на друга. У одного из них были светло-каштановые волосы, напоминавшие цветом тума (съедобный корень), и голубые глаза, как у больших собак, охраняющих палатки. Голова другого была покрыта золотыми нитями. Оба чужеземца были высокого роста, и человек с золотыми волосами выглядел гораздо моложе своего спутника.
Странных путешественников сопровождали пятеро слуг-монголов и двое китайцев, а также лошади и мулы, которые везли походные шатры и провизию. Золотоволосый человек бегло говорил на тибетском языке, а его спутник с собачьими глазами обычно прибегал к услугам переводчика-китайца, однако тот говорил, что иностранец с трудом изъясняется по-китайски.
Дрокпа узнали от слуг-монголов, двое из которых тоже знали тибетский язык, что чужеземцы недолго путешествовали вместе. Человек с собачьими глазами повстречал золотоволосого человека на северо-западе Цайдама, и тот рассказал ему, что остался один: его спутник умер несколько дней тому назад. Путешественник казался страшно удрученным. Он вез с собой небольшой шатер и несколько мешков со съестными припасами; у него было две лошади — его и умершего спутника, а также мул. Иностранцы говорили между собой на непонятном языке. Человек с золотыми волосами присоединился к другому чужеземцу вместе с двумя своими лошадьми и мулом. Ни монголы, ни китайцы не знали, откуда прибыли эти люди. Человек с собачьими глазами нанял их на севере, возле Суду;[55] что касается второго иностранца, о нем ни у кого не было никаких сведений.
Путешественники не ладили между собой. Частенько они разговаривали друг с другом на повышенных тонах, и по их жестам было ясно, что они ссорятся.
Человек с собачьими глазами заставлял монголов рыть глубокие ямы, и это им не нравилось. Он бил по скалам молотком, откалывая от них куски, собирал песок с речного дна и стряхивал его под струей воды в какую-то корзину, подобно тому как просеивают зерно.
Пастухи были страшно обеспокоены. Эти стучавшие по скалам чужеземцы могли рассердить обитавших там духов, и коль скоро они будут продолжать рыть ямы, то вытянут из земли все соки.[56] Тогда духи не будут больше давать дождя и примутся посылать людям болезни, наступит засуха и скот умрет с голода.
Пастухи умоляли Дорджи Мигьюра подсказать им, что они должны делать, чтобы уберечь племя от надвигавшейся беды.
Посланец пастухов пал перед отшельником ниц, молча ожидая его решения.
— Эти люди ищут золото, — заявил Дорджи Мигьюр. — Я видел недалеко отсюда, как китайцы из Ганьсу таким способом промывали песок, чтобы собрать частицы золота. Эти чужеземцы роют ямы, надеясь найти большие слитки чистого золота, сокрытые богами под Амне Мачен для Гэсара, который должен вернуться, чтобы истребить всех тех, у кого злое сердце.[57]
— Нельзя, чтобы они их нашли! — пылко воскликнул Гараб.
— Да, нельзя, — поддержал его посланец.
— Золото, предназначенное Гэсару, спрятано глубоко под Амне Мачен, — промолвил отшельник. — До него трудно добраться, и боги охраняют его.
— Вы не позволите этим людям завладеть золотом, господин отшельник. Вы также не позволите им продолжать рыть ямы, которые обезвоживают землю, и ломать скалы, где обитают духи. Вы не позволите им нанести вред нам и нашим стадам, — молил пастух, не переставая кланяться.
— Я постараюсь, — пообещал отшельник. — Я призову для этого богов и духов, которые сумеют положить конец проискам этих чужеземцев. Передай своим друзьям, что они могут не волноваться.
Пастух ушел. На следующий день Дорджи Мигьюр уединился в своей хижине, чтобы совершить тайный обряд, и Гараб удалился в пещеру.
Подобно всем жителям Тибета, Гараб знал, по крайней мере, частично, легенду о Гэсаре из Линга — короле-волшебнике, грозе демонов и поборнике справедливости. Он также верил в возвращение героя, который не умер, а лишь покинул этот мир, чтобы жить среди богов.
Сидя в одиночестве в своей пещере, он вспоминал некоторые подвиги Гэсара и сравнивал их с героическими деяниями бодхисаттв в буддийских сказаниях. И те и другие казались ему абсолютно одинаковыми. Побуждения и поступки этих необыкновенных личностей смешались в его голове. Бывший разбойник уже не отличал ратные подвиги от проявлений возвышенной доброты и воображал себя персонажем этих мифов, творящим добро твердой рукой, беспощадно карая виновных и освобождая их жертв.
Но какой бы разброд ни царил в его голове, одно было ясно: нынешний Гараб порвал всякие связи со своим прошлым. Считал ли он себя учеником святого или одним из соратников Гэсара, главное, что он отказался от своего прежнего «я» и занял место в героической шеренге «людских заступников».[58]
А Дэчема?.. Порой ее образ возникал среди образов бесстрастных мудрецов и рьяных правдолюбцев, населявших видения Гараба. Она неторопливо вставала в общий ряд либо появлялась внезапно, отодвигая прочие фигуры на задний план, и оставалась в поле видимости одна, взывая к нему и суля блаженство с нежной и лукавой улыбкой. В такие минуты Гараб падал с заоблачных высей в ад, где демоны, вооруженные раскаленными щипцами, терзали его плоть воспоминаниями о былых ощущениях.
56
В Тибете распространено поверье, что рыть глубокие ямы — значит иссушать питательные соки земли, извлекая спрятанные в ней
57
Жители Тибета продолжают ждать возвращения своего героя в этот мир, где он должен основать царство справедливости. Недавно я слышала, как образованные тибетцы говорили, что, согласно предсказаниям, подтверждаемым некоторыми последними событиями, возвращение Гэсара произойдет через тридцать девять лет. Многие монголы также ждут возвращения Чингисхана. Несмотря на то, что место захоронения прославленного завоевателя до сих пор неизвестно, в Эдзин Орд стоит храм, где находится серебряная рака, в которой якобы покоятся его останки. Монголы совершают паломничество к этому храму в апреле.