Мадам Буассе издала странный звук, вместивший в себя разочарование и раздражение одновременно, затем грубо сказала:
— Не могу понять, почему леди Крэнлей решила прислать нам столь юную особу. Она, должно быть, сумасшедшая!
— Леди Крэнлей — мачеха мадемуазель, — сказал граф, прежде чем Мелита успела что-то ответить, — и поскольку мадемуазель — дочь сэра Эдварда Крэнлея, юный возраст отнюдь не умаляет ее способностей.
Мадам Буассе враждебно оглядела Мелиту с ног до головы.
— Теперь я понимаю, Этьен, почему ты оказал нам честь своим приездом, — сказала она недобро.
Граф сделал вид, что не слышал ее замечания, и обратился К Мелите:
— Мне хотелось бы, мадемуазель, чтобы вы прошли наверх и познакомились с моей дочерью.
Бросив опасливый взгляд на мадам Буассе, Мелита вслед за графом вышла из гостиной и оказалась в холле, откуда резная деревянная лестница вела на второй этаж.
Ступени не были покрыты ковром, и Мелите показалось, что, пока они поднимались, оставив мадам Буассе молча наблюдать за ними снизу, шаги их звучали неестественно громко. Только оказавшись наверху, Мелита осмелилась тихо произнести:
— Моя мачеха поступила нехорошо, не сообщив вам правду обо мне. Вы могли бы написать, чтобы я не приезжала.
— Разве вы не поняли, что я очень рад вашему приезду, — возразил граф. — И я уверен, что Роз-Мари будет довольна.
Они дошли до конца коридора, и граф открыл дверь в большую комнату, которая, как показалось Мелите, была вся заставлена всевозможными дорогими игрушками. Здесь были куклы и плюшевые медведи, мячи, кубики и скакалки, искусно сделанный кукольный дом и, конечно же, лошадь-качалка. За столом сидела маленькая девочка, которую кормила темнокожая служанка. Взглянув на стоявших в дверях, она вскрикнула от радости:
— Папа! Папа!
Девочка вскочила со стула и бросилась к отцу. Он подхватил ее на руки, и она принялась целовать его так исступленно, как будто боялась, что никогда больше не увидит.
— Ты вернулся! — бормотала она между поцелуями. — Ты вернулся, папа!
— Да, я вернулся, — ответил граф, — и кое-кого привез специально для тебя, и я знаю, что этот «кто-то» тебе очень понравится.
Не выпуская из объятий отца, она посмотрела на Мелиту. Девочка оказалась очень хорошенькой шатенкой с карими глазами.
— Кто это? — спросила она.
— Это мадемуазель Крэнлей — она будет заниматься с тобой, Роз-Мари, и научит многим вещам, которые тебе следует знать.
— Это та самая гувернантка, о которой мне говорила кузина Жозефина?
— Да, это гувернантка, — подтвердил граф.
— Но кузина Жозефина сказала, что она будет старая и очень строгая и будет заставлять меня делать то, что мне не нравится.
— Скоро ты поймешь, что мадемуазель научит тебя многим интересным и новым вещам, о которых ты никогда и не слышала, — пообещал граф.
Мелита улыбнулась мрачно взиравшей на нее девочке. Граф, по-прежнему державший Роз-Мари на руках, переглянулся с негритянкой, поднявшейся из-за стола, где они с девочкой до этого пили чай.
— Как ты, Эжени? — спросил он.
— Хорошо, мастер, спасибо вам.
— Вот и славно! Я хочу, Эжени, чтобы ты помогла мадемуазель Крэнлей и все ей здесь показала.
— Я помогаю мадемуазель, — ответила Эжени и посмотрела на Мелиту.
— Большое вам спасибо, — сказала Мелита, — вы очень добры.
С этими словами она протянула негритянке руку. На секунду замерев от изумления, Эжени взяла руку Мелиты, одновременно сделав реверанс.
— Какая милая комната, — воскликнула девушка, — я никогда не видела столько игрушек!
— Ты привез мне подарок, папа? — спросила Роз-Мари.
— Сегодня — нет, — ответил граф, — а впрочем, привез, мы будем звать его «мадемуазель Крэнлей»!
— Это смешной подарок, — засмеялась Роз-Мари, — и очень большой!
— Ты скоро поймешь, что с ним не будет скучно, — добавил граф. — Мадемуазель умеет играть на фортепиано, и я совершенно уверен, хотя и не спрашивал об этом, что она прекрасно танцует.
— Я люблю танцевать, — заявила Роз-Мари, — но терпеть не могу упражнения. Они скучные, очень скучные!
В дальнем конце классной комнаты Мелита заметила фортепиано и направилась к инструменту, отметив про себя, что он, очевидно, сделан хорошим мастером.
— Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, я тоже терпеть не могла упражнения, — сказала она, — но я постараюсь объяснить тебе, как их можно делать совсем по-другому.
Роз-Мари высвободилась из объятий отца и спустилась на пол.
— Как это — по-другому?
— В такт песенке.
— Покажи мне! Покажи! — потребовала Роз-Мари.
Мелита бросила на графа быстрый извиняющийся взгляд и села за фортепиано. Она сняла перчатки, и ее изящные пальчики заскользили по клавишам. Она вспомнила песенку, которую выучила много лет назад, — про девочку, поднимающуюся и спускающуюся по лесенке в такт восходящим и нисходящим гаммам.
Несмотря на то что Мелита играла несколько смущенно, Роз-Мари была в восторге.
— Она мне нравится! Она мне очень нравится! — сказала она, когда Мелита закончила.
— Тогда я научу тебя ей, и в следующий раз ты будешь сама играть ее папе, а если выучишь слова, то сможешь и спеть.
— Это замечательно, просто замечательно! Сыграйте еще, мадемуазель, пожалуйста, сыграйте еще!
Мелита почти уже было согласилась повторить песенку, но в этот момент дверь комнаты распахнулась, и на пороге появилась мадам Буассе.
— Не знаю, что здесь происходит, — изрекла она, — но тут определенно слишком шумно, а Роз-Мари пора готовиться ко сну.
Затем она повернулась к Мелите.
— Надеюсь, мадемуазель, вы не станете с самого начала отучать Роз-Мари от хороших привычек, которые мне удалось ей привить. Когда дело касается ребенка, главное — здоровье.
Мелита поднялась из-за фортепиано и теперь стояла в некоторой растерянности, прекрасно понимая, что последний выпад мадам направлен против нее лично.
— Мне очень жаль, мадам, — сказала она, — боюсь, я не обратила внимания на то, который теперь час.
Ей хотелось ответить, что восьмилетние дети не ложатся спать так рано, но к чему и дальше вызывать раздражение у мадам Буассе?
Мадам бросила взгляд на стол.
— Заканчивай ужин, Роз-Мари, а вы, мадемуазель, я думаю, хотите пройти в свою комнату и проследить за тем, как раскладывают ваши вещи. Если вы освободитесь не слишком поздно, я успею дать вам необходимые инструкции относительно Роз-Мари. Если нет, то это подождет до утра.
— Этим займусь я, — сказал граф негромко.
— Ты? — встрепенулась мадам Буассе. — Почему? Почему тебе взбрело в голову вмешиваться?
— Потому что, так уж случилось, Роз-Мари — моя дочь, — ответил граф, — и, как ты знаешь, у меня совершенно определенные взгляды на ее воспитание.
— Но если мне предстоит ее воспитывать…
— Тебе приходилось заниматься этим, так как больше было некому, — перебил ее граф, — но теперь я нанял мадемуазель Крэнлей и буду обсуждать вопросы воспитания Роз-Мари именно с ней.
— Ты нанял мадемуазель? — Мадам Буассе усмехнулась.
— Тебе известно, что я положительно ответил на письмо леди Крэнлей, поскольку давно хотел, чтобы у девочки была английская гувернантка.
— И, надо полагать, ты собираешься ей платить!
— Да, я сам буду с ней расплачиваться. Смешок мадам Буассе прозвучал омерзительно.
— Наверное, деньгами, которые выиграешь в карты? — хмыкнула она. — Интересно, что ты будешь делать, если проиграешься?
Присутствовать при этом разговоре было крайне неприятно, и Мелита ничуть не удивилась, заметив, что стоящая рядом с ней Роз-Мари дрожит. Видимо, девочка присутствовала при подобных сценах не раз.
Повинуясь внезапному порыву, Мелита склонилась к ней и прошептала на ухо:
— Когда я распакую чемоданы, то найду для тебя кое-что приятное.
Глаза Роз-Мари заблестели в ожидании сюрприза.
— Вы привезли мне что-то из-за моря?
Мелита кивнула.