Речка-реченька течет. Время-времечко идет. Светлый день Солнышко провожает, да ночку темную встречает. День за днем бежит. За неделей неделя проходит…
И вдруг нежданно-негаданно у одной из пяти юных феечек, что разврату ночному предавалась, тошнота нешуточная разыгралась. Стали вдруг ей пыльца да нектары противные, захотелось ей шишек сосновых, да еловых колючек понюхать…
Удавалось скрывать, но недолго, юной фее свое состояние. Но напрасными были старания, думы тяжкие, слезы горькие. Про беременность все всё узнали. Только поздно родня спохватилась. И ругалась она, и бранилась. Чадо в чреве уже созревает. И растет не по дням, по минутам.
Только кто же отец у ребенка? Из троих один, аль все трое их? Это мраком ночным было спутано, да дурманом сильнейшим окутано.
А как срок подошел положенный, так на свет ребятенок явился. Красотою весь в маму, силою – в отца иль в отцов своих.
Но едва увидали ребенка – все ахнули. За головы, да сердца похвастались. От страха да удивления позаикались.
Виной тому младенец новорожденный, что силой необычной наделенный. У мальчиков, что нормально зачались, да в положенный срок нарождались, между ножек отросток имелся. И был сам размеров он крошечных. Затем в орган детородный вырастал размеров приличных; феям на зависть, феечкам на усладу. А у этого младенца не хоботок крошечный, а хобот что ни на есть самый настоящий: до колена в длину достающий, шириной как бедро, а то и более.
Да и крылья у него не такие: формой, цветом, размером – иные.
Рос тот фей и взрослел как положено. Да только смеялись-потешались над ним за особенность, о которой молва между фей да быстрее молнии разлеталась.
Фей растет, растет и член его. Копится и обида на соплеменников.
Много лет жили, горя не зная, феи дружно да весело, да на лугу том, на зачарованном. Но беда к феям нагрянула. Нежданно-негаданно, откуда и не ждали.
Тихо речка-реченька течет. Время-времечко идет. Светлый день Солнышко провожает, ночка темная Луну да звезды встречает. Дни за днями летят, за неделями недели проходят. Летом – жара, зимой – метели, незаметно для всех и года пролетели…
Не щебечут больше в небе пташки певчие. Не стрекочут в траве кузнечики зеленые. Не летают меж цветочков бабочки яркие. Не поют, не танцуют феи веселые, да беззаботные. Да и прочих зверьков, букашек да паучков не видно. Все по норкам сидят, да прячутся. Тишина на лугу непривычная, словно мертвая, необычная. Да и в лесу, что возле луга, тоже беззвучие.
А виной тому юный фей один, что из дома родимого изгнан был.
Всем хорош: и красивый, и статный. Да изъян только сильный имеется. Да не простой, а особенный – стоило ему возбудиться, как член в разы увеличивался. Чем сильнее возбуждение фея, тем крупнее окаянный отросток.
В день рождения в совершеннолетие все и случилось, первый раз беда приключилась. Средь гостей были милые феечки, что сидели за столом на скамеечке. И у каждой смазливое личико, ни угря, ни единого прыщика. Феи дружно и томно вздыхают, фея в женихи соблазняют.
Засмотрелся фей на них, возбудился. Тут же член его изменился, еще длиннее стал, да вширь развился…
Потерял тогда фей над собою контроль. И желанье свое лютое, что болью в теле отзывалось, любой ценой удовлетворить устремился. Как угорелый по дому носился. Вроде не дебил, да член на мозг давил.
Ужаснулись гости, испугались, в страхе диком по домам разбежались. Лишь одна не успела. Слишком много ела. Ее фей и поймал. Одежду с нее сорвал. Чтобы поиметь феечку, уложил ее на скамеечку. Сношал толстушку на износ, а член постоянно рос...
Погибала бедняжка смертью лютою. Хотела любви и страсти, да разорвало на части.
Как в себя фей пришел, испугался. В темный лес да в бега он подался. Под корягой в норе затаился, под землей ото всех схоронился. С жизнью обычной на веки простился.
Только приступ опять повторился.
Ровно месяц спустя, в тот же самый день. Не сумел, не стерпел, не сдержался. И на луг на охоту подался.
Время шло. И умней становились феи и зверье, что плодились. Хитрить приходилось фею, чтобы справиться с жертвой своею. Не зря книги читал, волшебство изучал. Из пыльцы цветочной да ягоды сочной сонный порошок создавал. На охоте фей и зверей усыплял, чтобы жертва не сопротивлялась. С ней физиологическая потребность потом и удовлетворялась.
Фею очень уж секса хотелось, каждый месяц ему не терпелось. Слишком сильное было томление, и желание, и возбуждение. И никто из зверей, птиц или фей не мог выдержать фея потеху – любовную утеху. Вот и прятались в разных местах, вздыхая «Ох!» и «Ах!».