Еще Трол узнал, что мать его все-таки не встает с кровати, но чувствует себя не столько больной, сколько, кажется, горюет по погибшему мужу. А вот Эдис сообщил нечто, что Трола действительно заинтересовало. Оказалось, что штурм замка состоялся точно в день Белитна, того самого, в котором им предложил участвовать Венцел каЗух. Трол и не думал, что прошло так мало времени с того момента, как они оставили корабль капитана Штула. Почему-то ему казалось, что это было чуть не столетие назад.
И еще ему очень понравился вид из окна гостиницы. Вернее, конечно, назвать это видом в полном смысле было нельзя, потому что мутные мембраны, натянутые на окна, пропускали только свет, и за ними почти ничего нельзя было рассмотреть… Человеку с обычными глазами. Но Трол поупражнялся, немного мобилизовался и стал осматривать деревню проникающим зрением, почти неотличимым от дальновидения. И деревня ему понравилась.
Если не считать замка на холме, все тут было вполне мирно, спокойно, каждому из жителей знакомо, и даже в некоторой степени добротно. Люди, отпраздновав главный праздник весны, протрезвев и обговорив мелкие происшествия, которые на таких праздниках всегда случаются, потихоньку снова принимались за работу. Кто-то подыскивал быка для своих коров, кому-то не давал покоя огород, кто-то, выгадав немного времени до сенокоса, ушел поохотиться, несколько человек нанялись к Песле, чтобы подправить то, что пострадало в замке во время штурма.
Это были дела, которые люди привыкли делать от рождения до смерти, и это было правильно. Перебрав такие вот мирные занятия, Трол неожиданно подумал, что мог бы жить тут точно так, как жили эти люди, и был бы вполне счастлив.
А потом он вдруг устал, хотя именно в этот момент в гостиницу ввалился Песля Волынщик. Он уже держался чуть более цивилизованно, даже расчесал бороду, видимо, полагал, что это должно быть обязанностью местного лэрда.
Он был шумен, громко смеялся, перечислил победы Трола, словно это он сам одолел столько противников, а потом сыграл новый марш на волынке, сочиненный именно в честь взятия замка Дотимер.
После этого у Трола отчетливо заболела голова, а не только живот и нога. Он отказался от предложения Песли устроить продолжение Белитна, но пива с ним вынужден был выпить, иначе горец обещал всерьез обидеться. А потом поднялся к себе, уснул и проспал не только остаток дня, но и почти всю ночь.
Ночью он снова видел Ибраила с книгой Ублы, и это почему-то внушало уверенность, что дело, пусть пока ничего серьезного не происходит, понемногу двигается. И они не просто ждут, но пробуют отыскать что-то такое, что может оказаться для имперского мага, атакующего Трола, неожиданностью.
На следующее утро Трол снова уселся у окна. На этот раз он удовольствовался уже не только пудингом, студнем и местным пивом, но отведал и превосходных маленьких жареных рыбок, вкусных, как само выздоровление. Ибраил смотрел на Трола, уписывающего еду за обе щеки, словно был его старшим братом.
Потом Трол снова посидел перед окном. На этот раз он смотрел не на то, что люди делают, а на то, что эти люди собой представляют. Он еще не забыл, как, оказавшись впервые в деревушке неподалеку от их с Учителем пещеры, ему не понравились крестьяне. Они показались ему не очень смышлеными, эгоистичными, невежественными и грубыми. Теперь же он был склонен больше верить человеческой природе. И обнаружил, что в целом эти люди устроены правильно. Они были покладисты, как правило, скромны, доверчивы и стремились делать наилучшим образом то, что умели делать, — воспитывать детей, разводить скотину и выращивать скромный урожай.
Теперь, по прошествии года с того момента, как Учитель погиб в битве, Трол полагал, что знает формулу зла, хотя некоторые моменты в этом определении казались ему недоработанными или, по крайней мере, уязвимыми для критики, особенно если бы эту критику вздумал наводить Учитель. Теперь он верил, что зло почти всегда присутствует там, где обнаруживается попытка изменить природу. Любую природу — моря, травы, деревьев, земли, неба, животных или птиц. Особенно его было много там, где возникало явное или скрываемое желание изменить природу человека.