— Я думал, отец Лилы меня ненавидит. Он правда хочет, чтобы я стал его зятем?
— Да, Хорки. Он бы хотел. Но такого не будет. Понимаешь? Я знаю о тебе очень многое, и о твоем поселении, и о твоих знакомых. О вашем прошлом и будущем. Знаю, сколько родится детей у твоей сестры, сколько будет детишек у Лилы и Крока; как они назовут свою старшую дочь, и как прекрасно та будет петь. Я многое могла бы тебе рассказать, парень. Даже о твоей мечте.
— О какой?
— Той, в осуществление которой никто не верит. Но есть ли смысл говорить с тобой об этом сейчас? Попусту сотрясать воздух?
Женщина пожала плечами.
— Мертвому эти знания не пригодятся. Но если ты прислушаешься к моим словам, Хорки, если не лишишься головы, приходи ночью после поединка на южную дорогу у твоего поселка — к большому валуну. Буду ждать тебя там. Расскажу тебе о том, в сравнении с чем встреча со Зверем — незначительная ерунда. О том, что у тебя есть возможность стать героем в глазах охотников. И о том, что ты можешь спасти свой народ от гибели.
Старуха убрала руки со стола, обтерла их о халат.
— А теперь мне больше не о чем говорить с тобой, Хорки, — сказала она. — Я знаю, глупые понятия о чести не позволят тебе отказаться от поединка. Что ж, понимаю. Когда-то сама была такой же. Как вы говорите? «Задета честь»? Очень надеюсь, что мои слова позволят тебе уцелеть и дожить до нашей следующей встречи, паренек. Прощай, Хорки. Рада была с тобой познакомиться. И помни: Зверь появится со стороны поселения.
Я не стал продолжать поединок с Кроком.
Завершил обращение в человека раньше своего противника. Отметил, что даже в этом я оказался быстрее.
Посмотрел на выпученные глаза Крока, на его оттопыренные уши.
Чем он лучше меня? Как этот охотник сумел привлечь удачу Лилы?
Расспрашивать его об этом я не стал.
Чтобы никто в поселении не обвинил меня в малодушии, не сказал, что меня испугала чужая удача, я сделал то, что должен был: дождался, пока Крок поднимется с земли, рывком сократил дистанцию между нами и сломал ему обе ноги. Не со злости. Просто так положено делать, когда тебя унизили. Пусть все знают: я не утерся — отомстил за поруганную честь.
Крок пытался сопротивляться. Но двигался медленно. И удача ему не помогла.
Мой отец учил драться многих охотников. Но никого — как меня и мою старшую сестру.
К чести Крока, когда хрустнули его кости, он даже не застонал. Сжал зубы, повалился на землю. И не спросил о причине моей агрессии. Крок знал, почему я с ним так поступил.
Когда я пришел вчера ночью к дому Лилы, я не прятался. Увидел их именно там, где сказала старуха — в беседке. Они пытались заговорить со мной, оправдывались. Но я обронил лишь ритуальное: «Честь задета».
И ушел.
Знаю, Крок пытался разыскать меня днем. Однако я не хотел с ним разговаривать. Бродил по Лесу и думал: о странной старухе, о Лиле — о том, нужна ли она мне «любой ценой».
С удивлением обнаружил: задело меня не то, что девушка хочет жить с другим охотником, а то, что кто-то сумел меня обойти, победить, отобрать приз. Я не привык проигрывать! Только сейчас понял, что чувствует проигравший.
Я предпочел встретиться с Кроком уже здесь, на поляне, для поединка. Чтобы разобраться: в чем он превосходит меня. Но так и не понял.
Крок сдаваться не собирался. Барахтался на земле, пытался подняться. В ночной тишине его дыхание звучало излишне громко.
Я посмотрел на торчащие из ног охотника обломки костей, сказал:
— Честь не задета.
Увидел недоумение на лице Крока. Повернулся к соплеменнику спиной и побрел прочь.
Мои руки и горло все еще болели, несмотря на то, что обращение заживило нанесенные Зверем раны. Отец мне когда-то объяснял, что это болит не тело — боль осталась в памяти. Голова пока не осознала, что раны исцелены, не забыла о них.
Я шел по тропе к поселению, потирал горло и думал о том, что Крок не лучше меня. Это точно! Без сомнения! Хоть он и лишил меня Лилы.
Не понимаю, как ему это удалось.
Я представил, как Крок сейчас исцелится обращением, вернется в поселение, явится к беседке около дома главного охотника, где его ждет Лила. Девушка бросится ему на шею, расцелует. А обо мне не спросит.
Печально вздохнул. Обрадовался, что этого никто не увидел. Никаких девчачьих вздохов! Охотник-мужчина должен всегда оставаться спокойным — на людях. Так говорил отец.