Всё, как обычно. Ничего нового.
Мы управились до обеда.
В этот раз нам не пришлось убивать женщин и детей.
Чем ещё запомнился тот поход — тем, как пытались подшутить над нами пехотинцы.
Когда преграду на дороге захватили союзники, мы вернулись на площадку — ту, куда утром переместились из своего лагеря. Пока дожидались открытия портала, командир разрешил нам разбить строй. Сам отошёл в сторону, вступил в беседу с сопровождавшими нас воинами.
Отряд тут же разделился на три группы — по привычке.
Я разговаривал с Гором об одиночных боях, когда на тропе, за спиной вар Брена, заметил движение. И не только я: командир и военные, с которыми он общался, тоже обернулись. Наше внимание привлекли двое солдат, что шли по тропе к отряду. Всё потому, что они тащили за собой труп (животного?).
Издали я не понял, чью тушу тащат пехотинцы.
Но вскоре ветер принес её запах: не зверя — человека.
Солдаты доволокли тело до нашего отряда, столкнули с тропы едва ли не под ноги первой группе. Захохотали, радуясь своей выходке.
Седьмая сквозь зубы сплюнула на землю, указала на труп, спросила:
— И что это за хрень? Похожа на человека.
Туша и пахла человеком — мёртвым. И не одним — тремя разными людьми. Именно из их частей кто-то и сшил то тело, что принесли солдаты.
Я насчитал у мертвеца четыре ноги. И три руки без кистей (третья — на спине). Раньше у него была ещё голова: сейчас над обрубком шеи кружила муха.
— Что это, друг Вжик? — спросил Гор.
— Не знаю.
— Нахрена нам эта тварь? — спросила Седьмая. — Чего вы её сюда припёрли?
Солдат, что приволок к нам тело, повернулся к напарнику и сказал:
— А ты говорил, завизжит!
— Да ну её! Тьфу! Это ж светляки! Совсем забыл: они все из этих… из душегубов. Небось тёлка повидала трупняков не меньше, чем мы! Зачем только мучились, тащили сюда эту тварь?! Это была твоя идея!
К обезглавленному телу подошёл Вар Брен.
— Это челон, — сказал наш командир, указав на мертвеца.
— Челон? — переспросил Гор. — Что это такое?
Ответил один из пехотинцев, что подошёл к нашему отряду вместе с вар Бреном.
— Челон, — сказал он. — Наполовину человек, наполовину скорпион. Потому что третью руку, которая у него на спине, челон использует, как скорпион жало — наносил уколы. Чел-он. Звучит?! Бегает на четырех ногах. Быстро. Всегда вооружен мечами. А голова у челона человеческая — однажды видел женскую.
— Мерзкая тварюка! — добавил другой солдат. — И сильная! Без рогатины такую не завалишь. Колдуны делают их из трупов людей. Потому всех умерших мы теперь рубим на мелкие куски и бросаем в пропасть. По-другому никак. Закапывать тела здесь негде. А сжигать не на чем. Таких же тварей вы сегодня пожгли там, на дороге — они главная ударная сила колдунов. Эту зверюшку мы поймали утром на тропе вон за той скалой. Поджидала патруль. Вовремя её заметили. Не успела никого порезать.
— Она так и была без башки? — спросил Гор.
— Нет, конечно. Голову мы ему срубили. И руки ему покромсали: челон держал в них клинки (крепко держал!) — никчёмные конечно железки, но острые, покрытые ядом. Потому и срубили кисти: чтобы дурик вроде тебя мечи не схватил. Маленький порез — и всё. На одного светляка станет меньше.
— Противоядия пока не придумали. Так что без большого топора или рогатины к челону лучше не соваться.
— А бывают ещё другие твари, — сказал солдат. — Их мы встречаем реже. Прозвали челуками — наполовину пауками. Говорят, что колдуны придумали их, чтобы похищать людей. Похожи на этих, но без оружия. Если за оружие не считать шипы на их ладонях, тоже, кстати, смазанные какой-то дрянью. Но не ядом — от царапин челуков сразу засыпаешь.
— Ага, — сказал другой. — А проснешься уже в замке колдунов. Тебя разрежут и из твоих частей состряпают очередного челона.
После этого случая я ещё несколько раз видел мертвых челонов.
А с живыми (если создания колдунов можно назвать живыми) впервые столкнулся, когда наш отряд стал старшим — на следующий день после того, как второй отряд отправился на Битву Огней (где наш клан снова проиграл).
Мы тогда уже выполнили свое задание (очистили от защитников очередную преграду на горной дороге). Ждали, когда откроется портал, через который собирались вернуться домой. По привычке разделились на группы.