Стражник распахнул дверь.
— Вали, — сказал он. — И больше нам не попадайся! Скажи спасибо хозяйке, что за свои проделки не оказался на невольничьем рынке!
Вытолкал меня на улицу.
Я не ожидал такого поворота. Замер, зажмурился от солнечного света. Трижды чихнул (даже в ушах зазвенело). Утёр выступившую слезу.
Ни Мирашу, ни Двадцатую я во дворе тюрьмы не обнаружил.
Зато увидел высокого бородатого мужчину с кустистыми сросшимися над переносицей бровями. Он стоял в нескольких шагах от меня, спрятав руки за спину и выпятив живот. Покусывал губы, рассматривал мою внешность, словно сверял её с чьим-то описанием.
Ждёт меня?
Мужчина прокашлялся и сказал:
— Эй, убивец! Иди за мной! Сиера тебя видеть хотят!
Не дожидаясь моего ответа развернулся и зашагал к распахнутым воротам.
Я последовал за бородатым.
Другого пути и не было. Выход из тюремного двора один. Да и любопытно: кто именно вызволил меня из тюремной камеры.
Мужчина вышел за ограду, замер около повозки, разукрашенной позолотой. Открыл её дверь (дверь украшала эмблема с незнакомой мне рогатой зверюшкой). Кивнул головой, указывая внутрь кареты.
— Залазь, убивец, — сказал он. — Сиера ждут. И смотри мне, не балуй!
— Не буду.
Бородач нахмурился. Снова кашлянул. Переглянулся с извозчиком.
Извозчик покосился на меня, но тут же отвёл взгляд, сделал вид, что разглядывает запряженных в повозку гнедых лошадей.
Я встал на подножку, пригнулся, чтобы не удариться головой. Толчок в спину заставил меня ввалиться внутрь повозки. И очутиться на мягком сиденье рядом с пахнущей цветами женщиной.
Не Двадцатая.
Я не позволил проявиться на моём лице ни разочарованию, ни удивлению. Сел, выпрямил спину. И сказал:
— Рад видеть вас снова, сиера.
Светловолосая женщина, которую сегодня на моих глазах ударили по лицу около входа в ресторацию, поднесла к своему носу источающий приятный аромат платок (спрятала за ним улыбку) и ответила:
— При нашей прошлой встрече ты выглядел лучше, красавчик! И у тебя не было такого запаха! Ты провоняешь мне экипаж!
Разглядывала меня с интересом, без стеснения.
И я её. Коснулся взглядом светлой чёлки, что закрывала женщине лоб, доставая до бровей. Заглянул в голубые глаза. Полюбовался пушистыми ресницами, неприкрытой халатом шеей, длинными пальцами с окрашенными в перламутровый цвет ногтями… и голыми румяными коленками.
Вновь посмотрел женщине в глаза.
— Прошу прощения, сиера, — сказал я. — Не успел привести себя в порядок. Меня доставили к вам из тюремной камеры. Не предупредили, куда ведут. Знай я о предстоящей встрече с вами, непременно бы сперва посетил помывочную. Уверен, сиеры стражники проводили бы меня туда. И снабдили бы свежей одеждой.
— Не сомневаюсь, что стражники именно так и поступили бы, сиер…
— Линур.
Я привстал, изобразил «галантный» поклон. Уроки Двадцатой не прошли даром.
— Линур? — сказала женщина. — Только личное имя? Без семьи, без клана?
— Просто Линур, сиера. Без «вар» и «кит». Мне жаль, если разочаровал вас этим.
Белокурая ответила не сразу. Задумалась.
— Напротив, красавчик, — наконец, сказала она. — Так даже интереснее.
— Рад, что вам нравится, сиера. Я знал, что когда-нибудь этот факт сыграет в мою пользу.
Мне почудилось, что я вновь веду словесную перепалку с Двадцатой. Мы с ней часто дурачились, беседуя в подобной шуточной, излишне вежливой манере. Она поправляла меня всякий раз, когда я позволял себе грубость или просторечные выражения.
— Никакой пользы тебе от такого происхождения не будет, — сказала женщина. — Ты безродный. Без причины напал на кланового. На глазах у горожан! Да не просто на кланового — на Карца! А ведь те славятся своей злопамятностью.
Она приподняла брови, спрятав их за чёлкой.
— Красавчик, ты идиот?
Я сверкнул улыбкой (не зря тренировался — умение улыбаться при необходимости, а не по желанию, пригодилось). Сказал:
— Вы ошибаетесь, сиера. Причина для нападения была! И очень серьёзная. Ваш спутник обидел вас! Простите, я стал этому свидетелем. И увидел, что он готов обидеть вас снова. Я не мог не стать на вашу защиту, сиера! Жалею, что сломал ему только руку. За свой поступок он заслужил более суровое наказание!
Слышала бы меня сестра — то, как я говорю! Она наверняка согласилась бы с утверждением, что я идиот. Да ещё и предположила бы, что я ударился головой.
— Если бы мужикам ломали руки всякий раз, когда они обижают женщин, — сказала белокурая, — в артефактах города не хватило бы зарядов, чтобы срастить все сломанные кости.