Несмотря на всю его слабость, она поспевала за ним с большим трудом. Я понял, что он воспользовался быстроходом, чтобы сократить расстояние между собой и Лисаной. Он тратил не так уж и много магии, но деревья казались слегка размытыми, а почва под его ногами — не такой твердой. Оликею и Ликари влекло следом за ним. Почуяв дым, он вдруг удвоил усилия, поглощая магию, как если бы обладал безграничным ее запасом. В два огромных шага мы очутились перед пнем древесного стража.
Эпини сгребла в огромную груду листья, сухие и недавно опавшие. Кузина стояла, довольно ощерившись, и наблюдала за тем, как густой белый дым поднимается от крошечного костра, который она развела у основания пня Лисаны. Рядом ждал запас сухих веток, чтобы подкормить пламя, когда оно разгорится.
Сама Эпини выглядела пугающе. Пряди волос выбились из кос, заплетенных, судя по их виду, несколько дней назад. На ней было бесформенное зеленое платье, скроенное в расчете на беременность, а поверх округлившегося живота был протянут потрепанный кожаный ремень с инструментами. Сбоку с него свисала фляга. Она за что-то зацепилась платьем, разорвав юбку, и подол, похоже, так и волочился за ней, пока она шла сюда по лесу. На него налипли сухие листья и мелкие прутики, словно шлейф из грязи. Эпини закатала рукава, обнажив предплечья. Ее лицо блестело, а ворот и спина платья вымокли от пота. Руки она перепачкала грязью и сажей, пока разводила костер. Когда я приблизился, она как раз утирала лоб тыльной стороной кисти, оставляя на нем темную полосу. Открытая кожаная сумка валялась на земле около нее. Несмотря на свой растрепанный вид. Эпини сочилась энергией.
— Гори! — выкрикнула она низким, безумным голосом, стиснула зубы, и я услышал, как они скрипнули. — Гори, мошенница, шлюха магии. Сгори — и умри навсегда. Навсегда, как Невар. Я сделала, как ты просила! Сделала все, что ты потребовала: ты обещала, что спасешь его тогда! Но ты соврала! Ты позволила Невару умереть! Лживая, мерзкая сука!
Слова лились из нее, точно густая кислота. Она неловко нагнулась, сгребла охапку веток и швырнула на тлеющие листья, осевшие под новым грузом. На миг я подумал, что огонь задохнулся, но тут дым стал гуще, и из груды хвороста вынырнул крошечный язычок пламени, принявшийся жадно лизать пень.
Все это время Лисана в облике толстой пожилой женщины с седыми прядями в волосах стояла спиной к пню, раскинув руки в тщетной попытке его защитить. Ее бестелесное присутствие ничем не могло помочь. Босые ноги Лисаны и подол ее платья из коры с мшистым кружевом охватило пламя. Не думаю, что она его чувствовала, но все же громко закричала, когда огонь коснулся ствола.
С последнего дождя прошло много недель, и лес стоял сухим. Неожиданно я понял, что означали прошептанные мне слова. Огонь не боится магии. Крошечные искорки плясали во вздымающихся потоках жара, на кусочках обуглившихся листьев. В опасности оказалась не только Лисана. Если этот огонь наберет силу, он может поглотить весь горный склон и долину деревьев-предков.
Мальчик-солдат обладал всеми моими воспоминаниями, он знал ее имя и наш язык.
— Эпини! Остановись! Прекрати это! Ты убьешь нас всех!
Он кинулся вперед и принялся сбивать пламя босыми ногами. Он разбросал костер, открыв тлеющую листву воздуху, и огонь с громким треском, похожим на смех, взвился вверх. Ошеломленная Эпини даже не пыталась ему помешать. Она смотрела на него, широко разинув рот.
— Потуши его, потуши! — визжала Лисана.
Не думаю, что Оликея с Ликари слышали ее, но они тоже поняли, чем грозит пожар. Не тревожась об ожогах, мальчик-солдат затаптывал огонь по краям. Оликея сорвала с пояса сумку с едой и принялась сбивать пламя ею. Но именно Ликари сбросил с плеча тяжелый мех с водой и, открыв и стиснув его, направил струю в самое сердце огня. С их появлением Эпини отступила в сторону. Теперь она стояла и ошеломленно смотрела, как они разбрасывают ее костер, заливают его водой, а потом затаптывают уцелевшие языки пламени. Через несколько мгновений опасность пожара миновала. Оликея едва не всхлипывала от ужаса, а Ликари радостно пританцовывал. Мальчик-солдат осел на землю, заметил еще один тлеющий уголек, сгреб пригоршню сырых листьев и затушил его. Все трое перепачкались в саже и копоти.
— Я тебе говорила! — сердито крикнула Лисана, обращаясь к Эпини. — Говорила, что сдержала слово. А даже если бы я его не сдержала, это сделала бы магия. Магия не лжет и не обманывает. Вот, видишь его? Видишь? Невар жив. Ты получила то, о чем торговалась. Невар жив!
Мальчик-солдат повернулся к ней, и Эпини уставилась на него. Ее взгляд скользнул по его истощенному телу, но, думаю, не менее сильно ее потрясла его нагота. Со стороны он выглядел пятнистым существом с обветренным лицом и руками и бледной, обвисшей кожей в тех местах, где тело не успело обгореть. Она вспыхнула румянцем и постаралась смотреть мне в лицо. Я сгорал со стыда, но мальчик-солдат едва ли обратил внимание на то, что она видит его без одежды.
— Невар? — с видимым сомнением спросила она. — Неужели это ты?
— Это я, — солгал он.
И впервые я полностью осознал, в каком положении оказался. Эта другая сущность управляла моим телом. Полностью. И использовала его, как хотела, вовсе не принимая меня в расчет. Я бросился на выстроенные им стены, изо всех сил сражаясь за власть над собственной плотью. Я ощутил его презрение к Эпини и вспомнил, как она помогла мне победить его, когда мы сражались впервые. Он смотрел на нее и видел старого врага, вернувшегося, чтобы доставить ему очередные неприятности. Я же видел свою кузину, опустошенную горем, грязную, уставшую, измученную жаждой, зашедшую на многие мили от дома. Ее отягощала первая беременность, и я знал, что она нелегко ее переносит. Ей следовало оставаться дома, в безопасности, со Спинком, Эмзил и ее детьми. Я считал, что позаботился об этом. Когда я изменил воспоминания всех, кто был тогда в толпе, когда отправил Спинка и Эмзил домой относительно невредимыми, мне казалось, что я все это для нее устроил. Я знал, что, если я попытаюсь остаться, если хотя бы задумаюсь о том, чтобы вернуться к людям, которых знаю и люблю, магия найдет способ отнять их у меня.
Две ночи назад она едва не сделала это. Если бы я не уступил ей, если бы не воспользовался ею и не покорился, Эмзил изнасиловала бы толпа на улицах Геттиса. Спинк, конечно же, погиб бы, пытаясь спасти ее и защитить меня. Что бы тогда ждало Эпини с ее нерожденным ребенком и маленьких детей Эмзил? Неизбывная скорбь — первую, утраты и нищета — последних. Вот почему я пошел на эту жертву. Все, что я сделал, — я сделал ради того, чтобы их спасти.
Но вот Эпини здесь, во враждебном лесу в милях от дома, растрепанная и с диким взглядом. А человек, облаченный в мою плоть, притворяется мной. Она вытаращилась на меня, пытаясь осознать, что же видит.
— Ты голый, — вымученно заметила она, — и ты больше не толстый. Что с тобой случилось? Как это могло произойти за ночь? Как ты сумел выжить? Спинк и Эмзил видели тебя мертвым. Спинк сказал, что тебя забили до смерти на улице его товарищи, солдаты из его полка. Знаешь, что с ним из-за этого сталось? Знаешь, как он теперь ненавидит все, чем прежде гордился? На глазах у Эмзил закончилось все, на что она только начинала надеяться. И вот ты здесь. Живой. Я не понимаю, Невар! Я ничего не понимаю!
Она сделала пару неуверенных шагов ко мне и, если бы я раскрыл ей объятия, бросилась бы мне на шею. Но мальчик-солдат этого не сделал. Он стоял перед ней, нагой и равнодушный, сложив руки на груди.
— Зачем ты пришла сюда? — сумрачно поинтересовался он. — Чего ты хочешь?
— Зачем я… что? Я пришла отомстить за тебя, болван! Заставить ее страдать за твою смерть так же, как страдаем все мы. Заставить ее пожалеть о своем предательстве, наказать магию за то, что она не сдержала слова. Чего я хочу? Я хочу обратно свою жизнь! Хочу, чтобы, когда муж поворачивается ко мне, он смотрел на меня, а не сквозь меня. Хочу, чтобы Эмзил не хмурилась и не кричала на детей. Чтобы она перестала плакать по ночам. А еще чтобы мой ребенок родился здоровым и счастливым, и не в доме, где изо дня в день мы претерпеваем приступы отчаяния или страха. Вот чего я хочу. Вот зачем я пришла сюда. Я знала, что ничего не добьюсь, но решила, по крайней мере, убить хоть кого-то из тех, кто все у меня отнял.