На волосах была уже подсохшая корка, но блеснула и свежая кровь. Обруч изнутри, кажется, был шипованным.
Подумав несколько секунд, я подошёл к старику, и снял с него защитный артефакт. Оракул с заметным облегчением вдохнул, подняв голову к потолку.
— О, да-а-а…
— Это ты наложил на меня Магию Вето?
— Василий?! — оракул округлил слепые глаза, цепи зазвенели от его рывка, — Но… как же…
Я штыком стянул с волос Вепрева ободок с тхэлусом. Свой я пока решил оставить.
— Воды бы.
В одном углу стояли кувшин с кружкой. Едва я глянул на них, как оракул с ненавистью потряс головой:
— Не эту… там соль. Нормальной воды.
Я покосился на Вепрева, но старик усмехнулся.
— Хоть от былого меня остались крохи, но с ним я уж справлюсь.
Пришлось отправиться в каморку надзирателей за водой. Подумав, я снял кипящий котелок с огня. Непорядок.
— О-о-о-о… — оракул с видимым удовольствием потягивал питьё.
Никакого чуда, как в сказках, где сделавший глоток Кащей сразу же набирал чудовищную силу, не произошло. Оракул едва поднимал голову, с трудом глотал жидкость, а ноги так и не поставил прямо.
Я покрутил связку, подбирая ключи к кандалам, и вскоре старик упал мне в руки. Пришлось подтащить его к стене и посадить, придерживая рукой.
Слабые пальцы коснулись моего плеча, попытались дотянуться до щеки.
— Кто ты? — спросил я.
— Ты должен знать…
— Представь себе, я жил у Вепревых все двадцать лет, и они ждут не дождутся, когда мы породнимся и вступим в наследство, — усмехнувшись, сказал я, — А теперь говори мне правду.
— Наследство? — старик удивился, — Но ты же… не Борзов.
Я счастливо заулыбался. Ну наконец-то, хоть один живой знаток, которого можно потрогать. А если языка можно потрогать, значит, из него можно вытянуть любую информацию.
— Я и так всё скажу, Василий…
— Защита не работает? — я неуверенно потрогал свой обруч.
Неужели оракул читает мысли?
— Почему же, работает… Просто после стольких лет глухоты у меня сейчас все чувства обострены. Твою же луну, как прекрасно дыхание пульсаров.
Я вспомнил про невидимые Вертуны оракулов, о которых говорилось в видениях Борзовых.
А старик сделал ещё несколько глотков, потом скосил на меня мутный взгляд.
— Меня зовут Альберт Перовский, я служил оракулом в доме Борзовых. И я знаю твою тайну, Рюревская кровь…
Перовский… Рюревский…
Рюревский?! Царский Род?
У меня слегка закружилась голова, когда я представил, какие проблемы несут мне новые знания.
— Твою же… луну! — вырвалось у меня.
Глава 10. Неожиданный
Альберт Перовский, уставившись в полумрак темницы, только посмеивался над моей реакцией.
Рюревская кровь… У меня сразу в голове всплыла та пробирка, которую свистнули из лазарета Соболевой. Ведь если я наследник, то желающих узнать обо мне правду наверняка целая очередь.
А если я единственный наследник, который сейчас никому не нужен? Царь болен, и свита наверняка уже поделила власть, как им выгодно — такое творилось сплошь и рядом в истории моей Земли.
Даже Плетнёв-младший кричал тогда о людях, «которые его убьют»? Дурень влез туда, куда вообще не следовало, и там даже папашка не помог бы.
Впрочем, что я за него переживаю? Ему-то уже всё равно, а вот мне…
Ведь меня и вправду могут искать не только Вепревы.
— Ты действительно не знал, что Рюревский? — послышалось от Альберта.
Я покачал головой, и это была правда. А мой внутренний гормональный сосед начинал очередную истерику.
Мне казалось, что оракул чем-то обеспокоен, но его лицо и так представляло сплошную муку, и тут я не был уверен. Впрочем, время шло, и надо было что-то делать…
— Нельзя просто так сидеть, — я выпрямился на нетвёрдых ногах, по привычке проверил наличие патрона в казённике.
Мне хотелось спокойно выслушать всю историю, но я чуял, что хозяина тела уже потряхивает. И если я потеряю контроль над телом, это создаст мне проблему.
Так, Васёк, давай спокойней. Я так-то и сам охренел немного.
Потом выслушаем старика, только в спокойном месте. Нам отсюда надо выбираться, ты слышишь?
— Твоя мать была фавориткой царя, — вдруг сказал Перовский, — Обычное дело…
Меня пошатнуло, я опёрся ладонью о стену. Василий внутри меня, кажется, совсем потерял самообладание.
— Помолчите, пожалуйста, — процедил я сквозь зубы.
— А?
Перовский поднял голову, прислонившись затылком к холодному кирпичу. Его мутные глаза с явным сомнением смотрели на меня.