Увидев меня в полотенце, наш снежный принц приобрел миленький розовый оттенок, за что сразу поплатился прозвищем поросенок от меня. Поэтому, когда я вышла из ванной и переоделась в форму академии (другой одежды, кроме пижамы, из моего мира у меня не было), то начала читать книгу; он сидел в кресле возле двери и демонстративно не обращал на меня внимания.
Из книги мне удалось узнать следующее: заклинание было создано магами специально после первой войны. Если вкратце, то читающий, который находится в половой зрелости и готов завести семью, читает заклинание под названием «одаренные дети», оно в первую очередь ищет партнера не для любви и совместного проживания, а для улучшения генофонда рода. Причем если связанные после рождения совместного потомства не воспылали чувствами друг к другу, могут разойтись по разные стороны. Связь теряет свою силу после первенца.
Двое людей связанны магически, а связь проявляется татуировкой. Тут я озадаченно уставилась на Дара — никаких тату у себя не заметила.
— А где мои тату?
— На спине, если точнее, на лопатках, — ответил мне опять же розовый поросенок.
— Ясно. — Я продолжила чтение, злорадно наслаждаясь его смущением.
Отменить данное заклинание нельзя. Связь нерушима. После первой совместной ночи тату меняет свой рисунок — у каждой пары он свой, — и они считаются женатыми. Их не разведет ни один правитель или маг до тех пор, пока не родится ребенок.
— А были случаи как у меня, сразу несколько женихов или невест?
— Нет.
— Даже в моей ситуации никак необратимо? — Чем-чем, а инкубатором я точно быть не хотела. Но сильных эмоций не было: чертов мир как будто высосал всю жажду жизни, которую сменила апатия.
— Нет.
— А тебе дядю не жалко? — попробовала зайти с другой стороны.
— Нет. Ему уже вторая тысяча идет, и он никак не может найти женщину, которая смогла бы родить ему детей. Так что я даже рад, что он сможет стать отцом.
— Сколько ему?
— Одна тысяча шестьсот сорок пять лет.
— А сколько вообще живут дроу?
— Все зависит от уровня дара, а он один из сильнейших, такие, как он, вообще могут прожить до пяти тысяч.
— Кошмар, — искренне пожалела я его дядю, ну и себя заодно. Значит, вероятность того, что он сдохнет раньше меня, отпадает.
— Кошмар — это как поступили с Лимонтерианом.
— Почему? — удивилась я.
— Он молод, ему не было необходимости проводить этот обряд. Мне кажется, он вполне мог найти сам себе мать своих детей.
— А меня тебе не жалко? — вспылила я, гневно глядя на этого жалостливого. Он ничего не ответил, только отвел глаза. «Ясно, мужская солидарность цветем махровым цветком!»
Развить мысль и прибить маленького нахала мне не дали: в дверь комнаты постучали. Я не успела ничего сказать, как Дар уже открыл дверь. Там стояла здешняя горничная, я видела ее пару раз в общей столовой.
— Мне велено проводить Вас на обед в малую гостиную, — поклонилась она с пренебрежением.
Я вопросительно посмотрела на Дара; обедать в малой гостиной не хотелось, зато есть хотелось зверски.
Он кивнул в сторону двери, и я вышла вслед за горничной; Дар пристроился слева, отставая от меня на полшага — все, как учили в академии.
Войдя в указанное помещение, за столом я увидела своих женихов. Оба встали при моем появлении. Дар же остался стоять возле двери.
— Почему ты в форме? — спросил меня Дамиан, но смотрел при этом на Дара.
— Потому что у меня больше нет вещей. — Решила не обращать внимания на фамильярность со стороны дроу. — В академии форму выдают, а балов там не устраивают. Так что в них не было необходимости, — объяснила я, как для маленького.
— Я не подумал, — задумчиво потрепав рукой подбородок, озадачился он. — Завтра тебе принесут пару нарядов. Когда приедем в Торцилию, закажем все необходимое.
Я молчала, не зная, что сказать: то ли поблагодарить (тряпки я любила, как и любая женщина), то ли прибить за подобное самоуправство. Да я вообще не знала, как себя с ними вести; самое оптимальное в моей ситуации — узнать их получше и после выстроить манеру поведения. Буйную из себя корчить я опасалась, кто их знает, вполне могут запереть где-нибудь, а после родов вообще прикопать по-тихому. Я же никто для них и некому защитить меня.
— Давайте пообедаем, — прервал мои метания Лим. — К тому же, в Торцилию Тома не поедет, — вставил он свои пять копеек.