— То было уже давно. Сейчас все в порядке.
— Это правда? Ты проводишь здесь много времени.
Неужели он думает, что она избегает его? Она искоса взглянула на альбом для набросков. Если бы только он знал!
— Я в порядке, Джеймс.
— Достаточно ли ты отдыхаешь?
— Да, — у нее все еще была слабость, но она не могла все время лежать в постели. — Конечно, некоторые больные выздоравливают быстрее. Но я — девушка, которая любит понежиться.
Джеймс улыбнулся.
— Не согласится ли эта девушка поужинать со мной?
— С удовольствием, — Эмили взяла предложенную руку, и Джеймс торжественно проводил ее во двор, где их ждал ужин и сгорающий от нетерпения шестилетний мальчик.
Кори подбежал и отодвинул для нее стул, и она поняла, что Джеймс заблаговременно предупредил его. Ее брат учится быть мужчиной.
— Спасибо, Кори, — Эмили села и оглядела стол. Очень красиво, — одобрительно сказала она. Полевые цветы и свечи, жареная курица в сметанном соусе, зеленая фасоль с миндалем, салат из экзотических овощей. Эмили улыбнулась и протянула руку за салфеткой. — Я просто потрясена!
— На десерт у нас мороженое, — сияя улыбкой, объявил Кори. — И шоколадный крем, и взбитые сливки, и черешня, и…
— Тогда мне придется оставить место для всего этого. — Потянувшись к брату, Эмили поцеловала его в макушку. Она вознесла Богу безмолвную молитву за его дары, за то, что у нее есть Кори и Джеймс, за чудо, каким является данная ей жизнь.
За ужином они болтали о пустяках, обсуждая то, в чем мог принять участие шестилетний мальчик.
Кори быстро расправился с едой и побежал в кухню за десертом. Опустошив тарелку, он попросил разрешения выйти из-за стола, чтобы посмотреть любимую передачу.
Эмили позволила ему уйти, и они остались вдвоем.
— Хочешь мороженого? — спросил Джеймс.
— Пока нет.
— А чаю?
— С удовольствием.
Джеймс предлагал ей зеленый чай каждый день, и Эмили привыкла к его мягкому вкусу.
— Я вернусь через минуту.
Джеймс возвратился через три, принеся красивую фарфоровую чашечку, поднос с молочником и баночкой меда. Для себя он захватил бутылку пива.
Эмили подсластила чай медом и принялась пить маленькими глотками.
— Трудно тебе? — спросила она.
— Что?
— Жить здесь?
— Почему мне может быть трудно?
— Я думала, что ковбоям удобнее жить рядом с местом работы.
Джеймс сделал большой глоток.
— Не такой уж я ковбой.
Ей вспомнилась черная ковбойская шляпа и. поношенные сапоги, которые он обычно носил.
— Ты похож на конюха, — сказала Эмили, подумав при этом, что татуировка и пирсинг придают ему вид городского парня. В том, что касается Джеймса, нет никакой определенности.
Он взглянул на небо.
— Хороший вечер.
— Да, — вместо того, чтобы посмотреть вверх, Эмили не сводила с него глаз. — Ты сделал его особенным.
Он заметил, что она пристально смотрит на него.
— Мне нравится быть с тобой. И с Кори.
— Ты хорошо влияешь на него.
— Я люблю детей. У меня… — Джеймс умолк и взял бутылку. У него что? Был сын? Маленький мальчик, о котором он все еще думает каждый день? — У меня не было настоящей семьи, — сказал он вместо этого. — Я вырос в доме, где про любовь никто и не слышал, — в этом он может признаться.
Эмили обошла вокруг стола и опустилась на стул рядом с ним.
— Ты впервые упомянул свою семью.
— Говорить особенно не о чем. Моя мать была белой, мой родной отец — индейцем чироки, но мы так мало видели его, что о нем не стоит и говорить.
Поэтому мать развелась с ним и вышла замуж за белого ублюдка. Он бил меня.
— О, Джеймс!
Ее голос был полон сочувствия, но он равнодушно пожал плечами.
— Когда подрос, я стал давать ему сдачи, Джеймс взглянул на свои руки и вспомнил бурные домашние сцены. — Я ненавидел его. Когда он впервые назвал меня язычником, я чуть не убил его.
— И тогда ты сделал пирсинг?
Он кивнул.
— Я ничего не знал об индейцах, но я слышал, что некоторые из них постятся, танцуют и прокалывают себе тело, принося жертву и молясь Творцу.
Мне тоже хотелось этого, поэтому я и проткнул иголкой сосок. Мне было только четырнадцать лет, и я хотел совершить нечто духовное, то, чего отчим не смог бы отнять у меня.
— Кто рассказал тебе об индейских традициях?
— Дядя моего лучшего друга. Я дружил с мальчиком, который тоже был чироки и такой же непокорный, как я. Сначала нам было наплевать, но пришло время, когда мы решили узнать о своих предках, особенно после того, как я проколол сосок. Его дядя уважал меня за этот поступок. Он понял, почему я сделал это, — воспоминания вызвали у Джеймса улыбку, — и показал мне, как надо обработать рану и следить за тем, чтобы в нее не попала инфекция.
Эмили провела пальцем по его футболке, чувствуя кончиками пальцев колечко в его соске.
— Было больно?
— Чертовски! Ранка заживала три месяца.
— Ты был непокорным ребенком, да, Джеймс?
Он едва не рассмеялся. Первую ночь после окончания школы он ознаменовал ограблением директорского дома.
— Мать говорила, что я — дурное семя. — Ужасно, если мать говорит такое!
— Даже если это правда?
— Ты не дурное семя, — Эмили пригладила ему волосы.
Ты мой герой.
От ее слов Джеймс почувствовал гордость. И печаль. И смущение. Он уже не проблемный подросток. Он закоренелый преступник.
Проклятье! Взяв Эмили за подбородок, он поцеловал ее. Только прикасаясь к ней, он чувствует, что еще не потерял рассудок. Она помогает ему забыть прошлое.
Эмили замурлыкала, как котенок. Джеймс почувствовал на ее губах вкус чая, меда, теплого молока — всего чистого, доброго, хорошего. Откинувшись назад, он посмотрел на нее. Эмили улыбнулась ему, опьяненная его поцелуем.
Он должен сказать ей правду. Во всяком случае, хотя бы часть ее.
— Это была моя жена, Эмили.
Она очнулась.
— Что ты сказал?
— Та женщина, которая умерла от рака, была моей женой.
Наступило молчание. Джеймс мучительно ждал, пока Эмили заговорит.
— Вы были женаты? — наконец спросила она.
— Да, но не по закону. У нас была личная церемония. Мы обменялись клятвами.
— Как ее звали?
Он не мог ответить на этот вопрос, но и назвать Беверли вымышленным именем было выше его сил. Предполагается, что у Джеймса Далтона нет жены. Он уже и так нарушил правила, сообщив Эмили информацию о Риде.
— Какое это имеет значение? Ведь ее уже нет.
Как он и ожидал, Эмили не стала настаивать.
Она не могла проявить неуважение к мертвым.
— Мы были вместе всего несколько лет, — пояснил он. — Затем она стала себя плохо чувствовать, но это могло быть вызвано разными причинами.
Мысль о раке легких никогда не приходила нам в голову. Ей было чуть больше двадцати лет, и она не курила. Люди моложе сорока лет редко болеют раком легких.
— Как же это произошло? Почему она заболела?
— Я не знаю. Трудно сказать. Возможно, из-за пассивного курения. Или из-за высокого уровня радона, — Джеймс допил пиво, надеясь, что оно поможет ему смягчить бремя тягостных воспоминаний. — Считается, что курение является основной причиной рака легких, но от опухолей, вызванных радоном, ежегодно умирает не менее пятнадцати-двадцати тысяч.
— Я слышала о нем, — сказала Эмили. — Это невидимый бесцветный газ. Вроде угарного.
Джеймс кивнул, вспомнив, как она потеряла родителей.
— Только люди не умирают от радона за один день. Рак легких развивается в течение нескольких лет. — Нахмурившись, Джеймс посмотрел на бутылку. — Меня убивает то, что я курил. У жены была небольшая опухоль, а я заставлял ее вдыхать табачный дым.
— Ты же не знал, что у нее рак, Джеймс.
— Не важно. Все равно часть ответственности лежит на мне. На мне, ее отце и братьях… Мы все курили. Все, с кем она общалась, подвергали ее риску — Она давно умерла? — спросила Эмили.