Как братья они всегда были очень близки, но гибель родителей сблизила их еще больше. Вере, как старший, должен был вступить на престол после своего отца, но оба брата знали, что отец хотел разделения ответственности между двумя сыновьями. Тем не менее каждое государство было обязано иметь одну главную фигуру — и формально главой государства считался он, Вере. До последнего времени эта обязанность не казалась ему слишком обременительной. Дракс предпочитал современные тенденции, он же скорее держался традиционных ценностей. Если Дракс был экстравертом, Вере — скорее интровертом. Дракс наслаждался шумом цивилизации, он выбирал одиночество пустыни. Словом, они были, как говорили близкие друзья, двумя половинами одного целого.
Подобно многим образованным арабам Вере изучал поэзию и любил стихи великих поэтов, но совсем недавно красота поэтических слов стала приносить ему больше горя, чем радости.
Обычно он был рад провести время в пустыне, побыть наедине с далеким прошлым. Но теперь мысль о том, что пустыня может всколыхнуть то, что находилось у него внутри, приводила его в замешательство.
Потому что Вере знал: это может усилить чувство пустоты и потери, а с ним и его уязвимость…
Вере со злостью отвернулся от окна, словно от собственных непрошеных мыслей. Его гордость отказывалась признавать всякого рода слабости, а для Вере то, что он сейчас переживал, было определенно слабостью. Ему хотелось бы вырвать это из себя.
Но каждый раз, когда Вере казалось, будто он уже избавился от этого чувства, оно возвращалось в самый неподходящий момент.
Кровь сильного гордого племени текла в жилах Вере. Он произошел от народа, который ценил умеренность, воздержание и самоконтроль в его извечной борьбе за существование. Настоящий мужчина, тот мужчина, которым Вере считал себя, не разрешал неконтролируемым чувствам управлять собой. Никогда.
И, конечно же, не в коридоре отеля с незнакомой женщиной. Да так, что…
Он снова развернулся к окну, его тело напряглось. Он стоял, игнорируя яркий свет солнца, что падал на его лицо, подчеркивая выступающие скулы и жесткий пронзительный взгляд.
Похоть, должно быть, самый презренный грех из всех человеческих грехов. Она — причина большей части человеческих страданий. Вере всегда считал себя выше этой глупой слабости, как, собственно, и полагалось правителю Дхурана. Но, тем не менее, он не мог не признаться себе, что в течение нескольких минут совершенно забыл о своем положении, и для него ничего не имело большего значения, чем эта женщина в его руках.
Кто-то другой, возможно, просто пожал бы плечами и сказал, что он — мужчина и у его плоти тоже есть определенные потребности. Но гордость Вере отказывалась признавать, что он может быть так склонен к этой человеческой слабости. Он упал в своих глазах ниже собственных стандартов.
Хотя он не был совершенно одинок в своих убеждениях. Его веру разделяла пустыня.
Пустыня могла поднять человека до самой вершины его способностей и опустить на самое дно его пороков. Обычно Вере с надеждой предвкушал свою встречу с ней, желая подпитать и усилить то, что было в нем. Сейчас же он не был уверен, что ему хочется подвергнуть себя этому испытанию, остаться один на один с тем, что поселилось в нем, остаться наедине с самим собой.
Больше всего ему бы хотелось вычеркнуть этот случай и эту женщину из своей памяти, а затем исправить все разрушения, нанесенные его гордости.
Вере не мог этого сделать. Его память словно впечатала в себя ее образ, и он, казалось, не мог освободиться от него. Он не мог спокойно спать ночью, просто не мог позволить себе глубоко заснуть, боясь, что его сон вновь будет наполнен ею…
Как удалось совершенно незнакомой женщине проникнуть сквозь его защитную броню и овладеть им, мучая и беспокоя почти невыносимо?
Было около полудня. Вере рассчитывал отправиться в лагерь ближе к закату, чтобы путешествие пришлось на самые прохладные ночные часы. К тому же предстояло завершить кое-какие дела.
В то время как Дракс с женой занимали новое крыло дворца, апартаменты Вере находились в его старой части, где традиционно жили вот уже несколько поколений правителей Дхурана.
Всякий раз, когда он входил в элегантно оформленную гостиную, что находилась сразу же за его приемной, он почти физически ощущал присутствие своих прославленных предков. Его словно встречал знаменитый прадед, который вместе с Лоуренсом Аравийским боролся с захватчиками, чтобы отстоять свои земли; его французская бабушка — он унаследовал от нее любовь к живописи; его собственные родители: отец — такой, каким и должен быть настоящий правитель, — сильный и мудрый, и его нежная мать, наполнившая его жизнь счастьем и радостью. Здесь, в этой комнате, в сердце дворца и его жизни, он всегда верил, что никогда не будет одинок.
Но вот сейчас, из-за одной нелепой случайности, это чувство уютного комфорта куда-то исчезло, уступив место острому сознанию собственного одиночества.
Если ему вдруг случалось закрыть глаза, перед ним вставал ее образ, он словно чувствовал ладонью шелк ее мягких волос, ощущал запах ее тела — сладкий и теплый, как запах меда и миндаля, — слышал участившиеся удары ее сердца… Он видел ее темно-синие глаза — они могли сравниться с цветом неба в пустыне, перед тем как утреннее солнце вспыхивает над горизонтом. Любой мужчина мог бы потерять чувство реальности, если бы долго смотрел на такое небо… или в такие глаза. Не случилось ли это с ним? Вере тряхнул головой. Он современный человек, рожденный в век науки и фактов. И то, что в коридоре отеля он поцеловал молодую женщину — не важно, сколько чувства он вложил в этот поцелуй и как горячо потом в этом раскаивался, — вряд ли можно было считать актом судьбы, способным как-либо изменить его жизнь. Если только я сам не позволю этому случиться, предупредил себя Вере.
Он пересек гостиную и, открыв высокие двойные двери, вышел в широкий коридор, выложенный керамической плиткой в традиционном арабском стиле.
Его родители установили правило, что в этих комнатах могли находиться только они и их дети. Обычно Вере нравилось такое уединение, но сейчас оно угнетало.
Была ли этому причиной уже укоренившаяся в нем боль, которая преследовала его по ночам? Будоражила образами той женщины — ее запахом, ритмом ее дыхания, обжигающим жаром губ?
Это был просто поцелуй — и все… Обычный поцелуй. И больше ничего — как и сама женщина.
Вере никогда не забывал, что любить женщину всем сердцем означало в конечном счете быть распятым на колесе этой любви. Он узнал эту боль, когда умерла его мать. Лучше не любить вообще, чем испытать это еще раз.
Он до сих пор сгорал от стыда, вспоминая ночи, когда просыпался с мокрыми от слез глазами с ее именем на губах. Мужчина не должен плакать, как четырехлетний ребенок! Эмоциональная слабость — это именно то, что истинному правителю необходимо вырвать с корнем. И это ему почти удалось. По крайней мере, так он думал до этого злополучного столкновения в коридоре отеля…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Сэм ступила под вполне современный душ в черной бедуинской палатке, смывая с себя мыло и стараясь не расходовать лишнюю воду, хотя ее и уверяли, что об этом можно не беспокоиться — благодаря Зуранским опреснительным установкам воду чуть ли не каждый день подвозили к их лагерю в огромных цистернах.
Девушка была на седьмом небе от счастья, когда узнала, что будет в группе картографов, антропологов, историков, геологов и статистиков, собранных вместе, чтобы начать работу над одним из самых интересных географических проектов последнего десятилетия.
Как картограф Сэм работала в группе, занимающейся картографированием границ и традиционных караванных путей в этой древнейшей части мира. Даже эти два слова «чистый сектор» до сих пор вызывали у нее холодок возбуждения.
Обычно Сэм делила свое комфортабельное жилище с американским геологом Талией Ден, одной из трех женщин в их команде. Но несколько дней назад та поранила себе ногу и сейчас находилась в зуранской больнице.