Лейла с уважением относилась к языческим верованиям своих предков и к цивилизованной религии своих дней. В действительности она никогда не придавала религии большого значения, но место для купания было каким-то особенным, и сейчас ей очень хотелось оказаться там. А еще хорошо бы привести туда Ивеса. Но не осквернит ли это такое святое место?
Люди никогда не задумывались, где проходят границы различных культур и вероисповеданий. Возможно, благодаря ее предкам она обнаружила это святое место. Лейла решила не подавлять естественные инстинкты, а повиноваться своему чувству и посмотреть, куда оно ее заведет.
От такой возможности по телу пробежала дрожь. Освободившись от преимуществ своего привилегированного положения, она смогла бы отбросить в сторону все предрассудки и слушать только свой, внутренний голос, понимать свою внутреннюю сущность, и, возможно, когда-нибудь это способствовало бы раскрытию семейного дара.
Тогда Дунстан, может быть, смог бы увидеть, кто она в действительности — женщина, совершенно не похожая на других, способная ценить его мнение.
Возбужденная мыслью, что у нее появится реальный помощник в этом деле, она искоса поглядела на Дунстана и обнаружила, что он пристально смотрит на нее. Между ними возникла неловкость: в этот момент она вытирала носовым платком струящийся по шее и груди пот. Затем он отвел взгляд и пустил своего коня вперед, но Лейла разгадала этот взгляд: Дунстан действительно желал ее, точно так же, как Адам желал Еву. Он желал ее, будь она Лили или Лейлой. И это было главное.
Ее тело никогда не принадлежало другому мужчине, кроме мужа. Она наклонилась проверить, есть ли молодые побеги на очередном розовом кусте, и в этот момент в ее воображении возник образ обнаженного и возбужденного Дунстана. Продолжая грезить, она ощутила горячее и страстное желание овладеть им. Оно было настолько сильным, что смешало все ее мысли.
Когда Дунстан приказал рабочим прерваться на обеденный перерыв, она сидела на каменной стене и глубоко дышала…
Ей необходимо было, чтобы поле перепахали сегодня. Дунстан не должен теперь останавливаться.
Может, посетить вместе с ним пещеры, как только работа будет сделана? Но как ей заманить его туда? Осмелится ли она?
Может быть, там он откроет глаза и убедится, что Лейла и Лили — одно лицо? Или это только разозлит его?
Будь что будет, подумала Лейла, приняв решение.
Зная, что Дунстан скорее пойдет за Лили, чем за Лейлой, она одарила его сияющей улыбкой, которая совершенно ошеломила мужчину, и, поддерживая свои колыхающиеся юбки, пошла с поля.
Женщины придумали тысячи способов свести мужчин с ума, размышлял Дунстан, наблюдая, как рабочие возвращались с поля в конце дня. Образ леди Лейлы, наблюдающей за ним глазами Лили, все еще не давал покоя.
Он был готов поспорить, что разгадает тайну глаз леди, если хорошенько все обдумает. Леди Лейла, вероятно, попробовала на нем какие-то свои колдовские семейные чары, которые его ум был не в состоянии постичь. Судя по родословному древу, в их роду было достаточно таких случаев, и нужно было знать это, чтобы понять высокую вероятность таких возможностей. Все, что он знал, — леди Лейла и Лили сговорились против него, чтобы свести с ума. Они выглядели слишком одинаково и думали так же.
Воспоминания о вчерашнем обеде вызвали неприятные ощущения. Он вдруг вспомнил Силию, которая в своей праздной жизни любила отпускать колкости и мучить людей. Леди Лейла была похожа на его жену.
И все лее темно-синие глаза часто преследовали его во сне. Он решил, что это были глаза Лили, но никак не глаза леди.
От Лейлы исходил запах роз и пудры. От Лили же — запах земли и свежего воздуха. Они не могли быть одной и той же женщиной. И он желал естественную в своих желаниях деревенскую девушку, а не сдержанную леди.
Пока Дунстан думал о Лили, кто-то проскользнул на поле через густые заросли старой изгороди, которую он еще не успел убрать. Он увидел женщину, которая наклонилась, чтобы исследовать розовый куст точно так же, как ранее делала леди. Черные вьющиеся рассыпанные по спине волосы развевались на вечернем ветерке.
Дунстан достал из кармана промокший носовой платок и вытер лоб. Затем устало взял за поводья коня, стараясь не замечать женщину, со счастливым видом соблазнительно кружащуюся возле недавно построенной арки при входе в сад. С заметным усилием он заставил себя сосредоточиться на свежих бороздах плодородной земли вокруг себя и наслаждался ощущением выполненной работы.
Аккуратные ряды и новые зеленые листья выровняли пейзаж и простирались, насколько мог видеть глаз. Каменная стена предохраняла от ягнят, которые могли погрызть лаванду на клумбах. В саду, в конце вьющейся дорожки, виднелись столбы будущей открытой беседки.
Стараясь не утруждать себя мыслями, что Стейнс-племянничек мог сделать с этим садом и его зерновыми культурами, Дунстан невольно залюбовался женщиной, которая с таким восторгом выражала восхищение проделанной работой на клумбах. Уважение к Лили основывалось не только на испытываемом к ней желании. Кем бы ни была эта девушка, она очаровала его своим добродушием и остроумием так же сильно, как и соблазнительной синевой своих глаз.
В отличие от стянутого корсетом платья леди, ярко-синяя ткань лифа платья Лили обтягивала ее грудь, столь же полную и свободную, как спелые дыни. Лили лишала его рассудка. Лили — дикий цветок, который может сорвать любой.
Лили с грязными пальцами, острым язычком и обезоруживающей честностью не преклонялась перед его авторитетом.
Может быть, из-за того, что она не только Лили?
Дунстан со стоном слез с коня и привязал его к дереву. Ему еще нужно было отвести волов назад в поле.
Он был мужчиной, а мужчин всегда привлекали такие соблазнительные деревенские девушки, как Лили. С этим он полностью соглашался. А влюбиться в изобретательную Малколм он никогда не сможет. Он просто не мог, не смел думать об этом. Дунстан предпочитал придерживаться разного мнения об этих двух женщинах.
Он знал, что никакие трепещущие веера или напудренные волосы и макияж не могли замаскировать женщину, которая играла сейчас в прятки со своим котом. Дунстан почти ощущал ее упругую грудь под своими ладонями, так сильно ему хотелось прикоснуться к ним. Однажды он дотронулся до нее своими мозолистыми руками, и она не возражала.
Пот сочился по лбу. Он вытер его рукавом. Ему хотелось снять рубашку, но он не осмеливался в ее присутствии. Затем ему захотелось надеть пальто и спрятаться под ним, как будто перед ним была леди.
Он боялся леди Лейлы. Холодная дрожь пробежала по телу. Боялся женщины? Боялся леди такой, как Силия.
Дверца в его сознании всегда оставалась открытой, путая все мысли.
Темно-синие глаза наблюдали за Дунстаном, и когда их взгляды встретились, он уже не мог подавить в себе огромное волнение. Лили рыхлила пальцами жирную землю вокруг розового побега, и он почти физически ощущал, как эти пальцы ласкают его обнаженную плоть.
Возможно, леди Лейла была всего лишь призраком, или Лили заняла ее место. Возможно, он сходит с ума.
Может быть, ему следует исчезнуть отсюда, но его жизнь не стоила бы ни гроша, если бы он сбежал. Что случится, если он останется и воспользуется возникшей между ними напряженностью? Что произойдет с его жизнью, если она действительно была леди, против которой восставало все его существо?
Его рассудок отказывался признать, что изящная леди в тонких черных перчатках и драгоценностях и простая деревенская девушка, которая рылась сейчас грязными пальцами в сырой земле, одна и та же женщина. Как эта темноволосая непокорная цыганка могла превращаться в светловолосую надменную Малколм?
Станет ли настоящая леди опускаться на колени на землю и искать кроликов? Силия не стала бы.
Место леди не в поле. Считалось, что они не утруждали себя физической работой. Все же он не учел один важный момент: Лейла не была обычной леди. Она была Малколм.