— Передам.
Если только ей удастся догнать проклятого Ивеса прежде, чем он позволит убить себя.
Все еще одетый в свой модный вечерний костюм, Дунстан прибыл в Баден-на-Лайме как раз перед рассветом. Проклиная, что у него не было времени переодеться в более удобную одежду, он спрыгнул с лошади, которую позаимствовал в конюшне Дрого, и передал поводья сонному конюху.
Ему вдруг стало не по себе, когда он оглядел старую гостиницу, в которой нашли Силию с переломанной шеей. Когда-то он приезжал в город регулярно, чтобы залить свою печаль в таверне. Здесь его хорошо знали. Благополучие владельца гостиницы зависело от Дрого и поместья Ивесов. Только один этот факт заставил бы их молчать.
Но не скрывалась ли за этим молчанием страшная правда?
Поднимаясь вверх по лестнице в помещение, Дунстан внушал себе, что должен быть готовым к разному исходу событий.
В фойе было пусто и темно. Он сел на подходящую для его размеров скамью в таверне, вытянул ноги и закрыл глаза.
Проснулся он от яркого солнечного света, крика петуха и тревожных взглядов людей, уставившихся на него. По тому, как затекли мышцы шеи, он понял, что спал не в своей постели, а охватившее вдруг волнение напомнило о прошедшей ночи. Стиснув зубы, Дунстан с твердым упрямством стал разглядывать окружающих его посетителей таверны.
Прежде всего, он узнал местного констебля. Полный, с седыми волосами мужчина теребил свою шляпу.
Дунстан судорожно сглотнул из-за страшных воспоминаний о похожем пробуждении в утро после смерти Силии. Хотя на сей раз, он проснулся без головной боли.
Размяв затекшие мышцы, заметил насмешку Генри Викхама. Казалось, тот совсем не удивился их встрече. Рядом с ним стоял третий человек, который подрабатывал случайными заработками в деревне. Дунстан давал мальчику монету или две, когда просил присмотреть за своим конем. Парень был достаточно безопасен и недостаточно умен, чтобы лгать, но он мог купиться на возможность подзаработать.
Дунстан отодвинулся от стены и встал, возвышаясь над всеми остальными. Он испытал чувство удовлетворения, когда слабый Викхам отступил назад. Напустив на себя беспечный вид, Дунстан осмотрел свой причудливый вечерний сюртук, отряхнул дорожную пыль, затем вопросительно посмотрел на констебля.
— Вы хотите мне что-то сказать?
— Прошу прощения, сэр. Я должен задать вам один вопрос. Вы знаете, кому принадлежит эта пуговица? — Констебль протянул блестящую золотую пуговицу с выгравированным рельефным гербом Ивесов.
Только один человек в мире был настолько глуп, чтобы восстановить этот древний знак отличия. Силия. Она обнаружила его с детским криком восторга и немедленно приказала изобразить этот герб везде, где только рисовало ее воображение, включая пуговицы на своем плаще.
Дунстан почувствовал жжение в глазах, вспоминая довольный смех жены, когда ее золотые пуговицы сияли в солнечном свете.
Ее тело принесли домой на этом же плаще в день, когда она умерла.
Дунстан сжал кулаки и посмотрел прямо в глаза констебля.
— Похожие пуговицы принадлежали моей покойной жене. Где вы ее нашли?
— На улице затопали лошади и загремели колеса, сигнализируя, что во двор прибыл экипаж. Женские крики отвлекли собравшихся. Они все как один обернулись, чтобы посмотреть в волнистое стекло окна.
Очевидно, испытывая нетерпение и не ожидая, пока лакей спустится открыть дверь экипажа, оттуда спрыгнула леди в черном.
Леди в черном. Дунстан выругался про себя, вновь почувствовав боль из-за смерти Силии, смешанную с оскорблением и позором. Если произошло самое худшее и они доказали, что он убил Силию, то Дунстан не хотел видеть Лейлу здесь в эту минуту.
— Где вы взяли эту пуговицу? — резко спросил он, вынуждая остальных оторвать пристальные взгляды от окна.
Дунстан слышал, как Лейла вошла в холл, как не терпящим возражений голосом она давала распоряжения владельцу гостиницы, и хотел бы в эту минуту провалиться сквозь землю. К разговору присоединились какие-то мужские голоса. Дунстану показалось, что один голос принадлежал лорду Джону, но не узнал другие.
Он хмуро взглянул на констебля, который судорожно сглотнул и объяснил:
— Пол говорит, что вы дали это ему в ночь, когда умерла леди. Пол не из тех, кто станет лгать. — Констебль наблюдал за Дунстаном, с надеждой ожидая признаний.
У Пола была пуговица, оторванная с плаща Силии. До дня ее смерти Дунстан не видел ни свою жену, ни ее одежду несколько месяцев. Но он каким-то образом дал пуговицу Полу.
В ту ночь он был сам не свой от ярости. Из-за нее он испачкал руки кровью, а она смеялась. Может, он схватил ее? Оторвал пуговицу?
Дунстан глубоко вздохнул, поскольку почувствовал, что в комнату вошла Лейла. Ради ее же блага и блага своих детей он не мог поверить, что способен к насилию.
— Я уже говорил, что был пьян, когда видел ее последний раз, — холодно ответил он. — Она, возможно, бросила это в меня. Вот все, что я помню, — Он не помнил, чтобы она что-нибудь бросала в него, но он также не помнил и ее смерть, которая случилась в каких-нибудь двадцати футах от него.
— Вы дали это мне, когда проснулись, — взволнованно сказал Пол. — Это было в вашей руке, помните?
— Эта пуговица оторвана с плаща леди, — подтвердил констебль. — Может, она оторвалась и вы нашли ее дома?
— В таком случае я и оставил бы ее дома.
Силия не была дома, чтобы потерять пуговицу там. Дунстан изо всех сил пытался оставаться спокойным перед лицом доказательства, свидетельствующего не в его пользу.
— На Силии не была плаща, когда все произошло, не так ли?
Констебль с беспокойством наблюдал за Дунстаном.
— Она была в плаще, когда мы нашли ее мертвой, сэр.
— Разрываясь между виной и сомнением с одной стороны и опасением за Лейлу с другой, Дунстан искал способ поскорее покончить с этим унизительным допросом, но ему не хватало воображения.
— На Силии не было плаща, когда я видел ее, — спокойно ответил он.
Из дверей вышел тучный владелец гостиницы, вытирая свои толстые пальцы о фартук.
— Ваша жена была в этом, когда мы пришли наверх посмотреть, почему дверь летит вниз по лестнице, милорд. Она стояла там, в дверном проеме, и смеялась как безумная.
Все еще отказываясь смотреть на женщину у входа, Дунстан сдержался, чтобы не выпалить то, что первое пришло в голову, тщательно продумывая ответ:
— Да, я ее видел, потому что был на ее пути.
— Мы вас там не видели, милорд, хотя слышали вас раньше.
— Тогда я, должно быть, уже ушел. — Но он не помнил, как ушел. И его нашли в коридоре прямо за ее дверью. Может, кто-нибудь видел, как он уходил?
— Она разговаривала с вами, потом развернулась и ушла в комнату. — Владелец гостиницы не смотрел Дунстану в глаза. — На ней было широкое зеленое ожерелье, когда я видел ее в последний раз, но когда мы нашли ее мертвой, его уже не было.
— Он убил ее в сильном припадке ревности, констебль, — с удовольствием констатировал Викхам. — Он убил моего брата, и теперь у нас есть доказательство, что он убил свою жену. Я бы посоветовал вам обыскать его дом, наверняка вам удастся найти там ожерелье Силии.
Дунстану стало плохо от услышанного. Силия всегда носила безвкусные драгоценности, и он никогда не обращал внимания на подобные вещи, но, судя по всему, на ней были эти драгоценные камни, когда он видел ее в последний раз. Может, мотивом было ограбление? Как, черт побери, ему это выяснить?
— Викхам — трус и лгун! — крикнула с порога Лейла. — Дунстан никогда не навредил бы ни единой душе.
Боже праведный, он не хотел вовлекать ее в это, потому что и так достаточно навредил ее репутации. Если она пытается защитить его сейчас или использовать свои ведьминские способности для охоты на убийцу, то она только подвергнет опасности себя и ребенка.