— И больше вы меня ничему не обучите?
Страйит отрицательно покачал головой, и бледное юное лицо талмида исказилось в отчаянии. Губы его шевелились, не издавая ни звука, но, несмотря на разочарование, ученик выдержал пристальный взгляд наставника.
— Значит, я слишком глуп, — выдавил, наконец, талмид, — чтобы постигать Искусство?
Страйит надул щёки, потом с шумом выдохнул и укорил воспитанника:
— Цыц! Я имел в виду, что владею только ремеслом шарлатана.
— Господин! Но то, чем вы занимаетесь!..
— Да, — признался Страйит, равнодушно пожав плечами. — Я снабжаю тебя диковинными чудовищами, которые скачут на волках, причём вызываю их то ли из несуществующих мест, то ли прямо из Ада — в зависимости от обстоятельств. Демонстрирую волков, которые скачут на ещё более диковинных чудовищах, и быков с человеческими головами, и людей с головами змей. Я выдаю их тебе, но разве они хоть что-нибудь значат? Ты заметил, сколько времени я трачу на всякую чепуху? Устраиваю себе пост, досконально изучаю странные ритуалы, вдыхаю разные зловония, порчу зрение при разглядывании заковыристых символов, бубню мудрёные заклинания — разве не смешно было бы, Саймон, если бы я ничего не смыслил в этих материях, какими бы отвратительными они ни были, — в тех самых материях, к которым неотступно стремится мой обмороченный разум?
Саймон остался почтительным, но ликования не сдержал:
— И мне знакомы эти материи, господин, и мальчику!
— Тебе? — в усталых карих глазах мага мелькнула насмешка к талмиду и его юности. — А почему они должны быть тебе незнакомы? Пусть я фигляр, но неужели мне полагается быть ещё и неумелым? Это что, такой уж великий фокус — заставить тебя видеть иллюзию, слышать её, чуять запах? Неужели я не должен быть более сведущим, чем политики, рекрутирующие сержанты и те девушки, что любят пускать пыль в глаза?
Саймон, пойманный на самомнении, покраснел и опустил глаза. И всё же он непреклонно мотнул головой:
— Но то, что вы делали! Дочка Венгеля, генерал, мадам Рир! И все остальные, и всё, что вы сотворили для них!
Страйит фыркнул при мысли о том, что подлинность его работы измерена произведённым эффектом.
— Таких же результатов, даже куда более впечатляющих результатов, — возразил он, — добивались мастера, чьи методы далеки от идиотизма. Настоящие чудеса вершились в прежние времена почти с каждой вещью, какую только ни представь, и только одно их перечисление будет столь долгим, что оно станет смешным и оскорбительным. Конечно, далеко не у всех сохранилась сверхъестественная сущность, но в нашем мире лишь несколько предметов ни разу не проявляли колдовские свойства.
Он наклонился вперёд, саркастично постукивая пальцем по истрёпанному манускрипту «Чёрная Курочка»:
— Вот, смотри — детский фокус-покус, и его нелепое жульничество известно даже тем, кто пишет эти книги, — но маги с успехом его применяли. Такие ослиные предписания, как «Гримуар Гонория», «Verus Jesuitarum Libellus» и «Praxis Magica Fausti» прекрасно использовались, чтобы нарушать равновесие природных явлений, не так ли? Обычные колдуны совершали чудеса вообще без каких-либо инструментов, верно?
— Да, господин, — коротко ответил Саймон, прижавшись спиной к стене своей веры. — Но вы показывали и то, что не могло бы существовать без истинной магии.
Страйит укрыл лицо в ладонях и снова принялся тереть щёки. За усталой проницательностью его розового лица таилось сожаление — возможно, потому, что теперь он не мог возразить талмиду.
— Верно, Саймон, что-то кроется за всем этим, за всеми нашими забавами, даже за исследованиями ранних каббалистов. Нечто такое, что в давние времена роднило, видимо, познания и откровения, пережитые в святилищах волхвов, — мудрость, мистическая наука о Знании, которое стоит прежде обычных знаний, выше них и за их пределами. Оно не имеет и не должно иметь никакого отношения к нашим дешёвым трюкам и махинациям. Всё это, — он повёл рукой, чтобы указать на комнату, её меблировку, на всё, что происходило или могло произойти в комнате, а также на мир за её стенами, — всё это лишь искажённая тень неясной тени той сущности. И так как подоплёка почти наверняка существует, наши теургические уловки становятся всё более подлыми, чтобы приносить успех.
Быть может, придёт день, и ты, Саймон, сумеешь достичь этой подоплёки. Впрочем, едва ли. Скорей всего, ты только сделаешь попытку, потерпишь неудачу и вернёшься к ловкачеству, в котором ежедневно сейчас упражняешься. Возможно, ты впоследствии предпримешь ещё одну попытку, но и тогда вряд ли что-то получится. И вот после этого ты уже окончательно погрязнешь в плутовстве и обнаружишь, что испытываешь удовлетворение человека, который хорошо выполняет свою работу, какой бы глупой она ни была. Впрочем, не исключена и радость от мыслей о том, как удачно ты выполнил заказ очередного клиента — но это лишь в редкие светлые дни. А во все остальные ты будешь ощущать только вкус власти над немногими нашими Процелами и Хаагенти, откроешь приятные стороны своего романтичного и даже важного места в собственном мирке. Умные люди нечасто будут пользоваться твоими услугами, это верно. Им известно, что твоя работа одинаково бесплодна в обоих случаях — и когда имеет успех, и когда завершается неудачей. Но тебе это не причинит беспокойства: в твоём мирке умных обитателей не будет.