Пока Вадим Игоревич третировал телефоны, Дашка и ее отец томились на похоронах какого-то московского авторитета, пару дней назад пристреленного конкурентами на пороге загородной сауны. Вообще-то личное присутствие не входило в круг обязанностей господина Шляхмана, отвечавшего только за организацию ритуального процесса. Но, так как в перестрелке нарисовалась еще парочка потенциальных клиентов, дозревающих в данный момент в реанимации, директор посчитал нужным свое скромное участие в процессе. Наверняка в текущих похоронах принимали участие будущие вдовы, которые в таких случаях всегда действуют по принципу «догнать и перегнать». Упустить такой дорогой заказ ради получасового опоздания было непозволительной роскошью. Шляхман чувствовал, как вибрирует в нагрудном кармане телефон, звуковой сигнал которого он предусмотрительно выключил, но «Алло» среди перечислений боевых заслуг покойного было совсем некстати, и ответа не последовало. Дашка стояла в сторонке, в отличие от папаши маркетингом не занималась, и на вызов подруги непременно ответила бы, если б не забыла свой мобильник дома, где он и названивал все это время. Она понимала, что опаздывает, но особо не переживала. Алиса прощала и более безнадежные опоздания.
Уже к концу церемонии выяснилось, что интуиция не подвела господина Шляхмана. Звонок из Склифа в одночасье перевел одну из присутствующих на кладбище дам из жен в вдовы, а фирма «Все там будем» получила еще один богатый заказ. На месте встречи Дашка с папой были ровно через сорок минут после назначенного времени. Подождав еще минут десять для порядка, загробных дел мастер связался с женой, выяснил, что Горохов отвезет Алису сам, и с чистой совестью направился на дачу, вполне резонно полагая, что там они все и встретятся. Дашка попыталась было довести все это до сведения Алисы, но тут, по законам жанра, батарейка в модном телефоне Соломона Федоровича пискнула и сдохла…
Итак, Горохов на всех парусах мчался по шоссе, Соломон Федорович в свободном темпе следовал в том же направлении, а бабушка Шляхман готовилась к приезду внучки. Рахиль Соломоновна, Моню назвали в честь дедушки, была дамой очень обстоятельной и к любому поручению относилась крайне ответственно. Когда сын сообщил, что на пару дней подбросит ей Дашу с подружкой, она немедленно приступила к работе. Перетрясла в доме все постели, договорилась о ежевечерней трехлитровой банке молока с соседней фермы и разыскала на чердаке бадминтонные ракетки и учебник французского языка для обеспечения девочкам досуга. Подсчитав, что гости будут как раз к обеду, Рахиль Соломоновна затеяла пироги и вареники, а так же компот, свекольник, кучу салатов и, конечно же, молодую курочку. Компот булькал на плите, свекольник млел в холодильнике, тесто пухло на столе, ожидая своего часа, курочка, правда, уже не кудахтала… В этот момент и обнаружилось, что в доме начисто отсутствует соль. В сердцах обругав себя старой дурой, Рахиль Соломоновна бросилась к соседке. Марьи Алексеевны дома не оказалось. Правда, имел место ее муж, но он был так пьян, что договориться с ним о выдаче соли не смогла даже терпеливая бабушка Шляхман. Это была последняя надежда. Остальные соседи, наверняка, в такой солнцепек жарились на озере. Пришлось идти в магазин. Разминуться с сыном Рахиль Абрамовна не боялась. Во-первых, дом стоял нараспашку, Моня знает, что такого она себе никогда не позволит, если уйдет мало-мальски далеко, во-вторых, она была уверена, что узнает, если что, машину сына – подъехать к даче, миновав сельпо, было невозможно.
Горохов прибыл как раз тогда, когда Рахиль Абрамовна изучала витрину местного продмага. Пробежавшись по обозначенному Дашкиной мамой участку, Вадим Игоревич заглянул в дом, механически выключил плюющийся ярко-розовыми пузырями компот, придавил крышкой вылезшее из кастрюли тесто и, не обнаружив ничего похожего на Дашку или ее бабушку, вернулся к машине. Алиса требовала подождать. Но вот как раз этого-то Горохов и не мог, ибо последних полчаса отбивался от своей секретарши, которую в свою очередь осаждали ожидавшие его посетители. Оставить дочь в пустом доме Вадим Игоревич не рискнул и, чертыхаясь, отправился на поиски хозяев. Единственным, до кого он достучался, оказался плохо владеющий ситуацией муж Марьи Алексеевны. Едва ворочая языком, тот поведал, что Соломоновна съела всю соль и уехала в Москву за внучкой. Горохов усомнился было в его осведомленности, но упоминание о Дашке сыграло свою роль. Вадим Игоревич понял, что у Шляхманов, по дороге сюда, случилась какая-то крупная неприятность. Они каким-то образом сообщили об этом бабушке и та, забыв о включенной плите и пухнущем тесте, помчалась в Москву. В объяснение не вписывалась только соль, но ее Горохов списал на не совсем вменяемое состояние соседа.
Вадим Игоревич был человеком ответственным. Поняв, что Дашкина бабушка покинула поселок в сильном волнении, он вернулся на дачу, проверил газ, воду и свет, после чего запер дверь и положил ключ под коврик. С дочерью Горохов объяснялся уже по дороге. Алиса надулась и, свернувшись клубочком на заднем сиденье, притворилась спящей. Именно в этот момент им встретилась машина Шляхмана. Пока Алиса обижалась, а Вадим Игоревич в очередной раз ругался с секретаршей, черный «Бентли» Соломона Федоровича пропылил по проселочной дороге. Где-то в районе Внукова Горохов перестал, наконец, руководить по телефону и связался с Дашкиной мамой для выяснения обстоятельств. Шляхман-старшая, естественно, знать не знала ни о каких происшествиях и поэтому очень разволновалась. Беспокойство ее подогревалось тем, что мобильники дочери и мужа весь день хранили гордое молчание. Был, правда, еще телефон свекрови, но Елена Анатольевна его на память не знала, а домой отъехать не могла в связи с наплывом клиентов и отсутствием мужа. Горохов пообещал перезвонить и снова занялся делами, переложив заботы о Дашке, ее родителе и бабушке на хрупкие плечи хозяйки похоронной конторы.
Елена Анатольевна по долгу службы обладала железными нервами. Вывести ее из равновесия могли только обстоятельства экстраординарные, но в тот день именно они и сложились. Наплевав на чужих покойников, гос – пожа Шляхман приступила к поиску своих ближайших родственников. Отчаявшись дозвониться до аварийных служб и, господи помилуй, моргов, больниц и ГАИ, она отправилась домой, где и отыскала телефонный номер свекрови и трезвонящий без умолку Дашкин телефон.
С родственниками, тем временем, ничего особенного не происходило. Прибыв к запертому дому, Соломон Федорович немного удивился, но, обнаружив ключ под ковриком на крыльце, сразу сообразил, что мать наверняка, как обычно, забыла купить соль или сахар и искать ее нужно в ближайшем магазине. Дашка была немедленно мобилизована на поиски бабушки, а Соломон Федорович растянулся в гамаке у террасы, где, пользуясь случаем, немедленно задремал, стыдливо прикрыв лицо позавчерашней газетой. Какие-то птички весело посвистывали у него над головой, чей-то мобильный где-то вдалеке играл «Подмосковные вечера», за забором заливисто похрапывал соседкин муж. К тому моменту, когда Дашка и Рахиль Соломоновна вернулись из магазина с пачкой соли, соседи храпели уже дуэтом, высокохудожественно пересвистываясь через забор. Дашка обчистила грядку с клубникой и отправилась купаться. Бабушка, смирив разбежавшееся тесто, занялась пирогами. Телефон названивал у нее перед носом, но Рахиль Соломоновна звонки игнорировала – боялась испортить дорогую технику испачканными мукой руками, да и пироги не прощали недостатка внимания, получались клеклыми и невкусными.