— Что, Грейнджер? Что?
Она просто зарычала и топнула ногой. Вместо ответа. Даже не попыталась выкрутиться, прожигая его ненавидящим взглядом из-под полуопущенных ресниц.
— Надо же… Гордость Гриффиндорского факультета не может подобрать слов. Ну и скудный же у тебя словарный запас, — жёстко хмыкнул, наклоняя голову немного вбок и не отрывая взгляда от таких чарующих перемен красок на её лице.
Котёл громко покатился по каменным шероховатостям пола, когда девушка подлетела к нему, выхватив палочку и тыча ею в его грудь.
— Ты… ты…
Смешная. Забыла, что магия сейчас бессильна, будь она хоть трижды зла на него.
— Умоляю, Грейнждер, не заставляй меня ещё больше разочаровываться в твоей безукоризненной репутации всезнайки, — простонал и медленно перевёл взгляд на палочку, еле ощутимо давящую на грудную клетку. — И убери свою чёртову палочку, она тебе не поможет.
— Ты грёбанный придурок, Малфой! — сердито сдула прядь волос со лба, которая на миг взметнувшись в воздух, вновь легла на лицо.
— Бешеная, неуравновешенная истеричка…
Нежность? Нежность в голосе? Его голосе? К ней? Какого хера?
Кажется, Грейнджер тоже заметила, на секунду позабыв о контроле над эмоциями и вперившись в него вопросительным взглядом.
— Какого чёрта, Малфой?
Близкий шёпот коснулся лица и всколыхнул каштановый локон, спадающий на висок и щёку. Драко приковал свой взгляд к этому локону и, немного поразмыслив, потянулся к непослушному завитку. Палочка, до сих пор, упирающаяся ему в грудь, дрогнула.
— Ради Мерлина, Грейнджер, убери, — настойчиво попросил, заправляя завиток за ухо, которое мгновенно загорелось огнём, как только его коснулись подушечки пальцев. — Убери.
Кончик палочки в последний раз слегка надавил на грудь и был опущен. Вместе с глазами девушки. Малфой не спешил отнимать ладонь от её лица, проводя большим пальцем от мочки до нежно-розовеющей щеки. С привлекательных губ сорвалось что-то похожее на судорожный вдох.
— Если бы не ты, — медленно начал он, — я бы не потерял сегодня баллы, — шумно сглотнул, желая увидеть её взгляд, который она сейчас старательно прятала. — Не пришлось бы нести наказание в виде уборки, которую я ненавижу, — он не видел, но ощущал, что у неё по телу прошли мурашки от его строгого и проникновенного голоса. И это было восхитительно. — Мы бы не остались вдвоём в этом кабинете. Только ты и я, Грейнджер… Ты и я.
— К чему ты ведёшь, Малфой?..
Её шепот. Испуганный и, в то же время, ожидающий чего-то. Возбуждённый. Самый прекрасный шёпот, который он когда-либо слышал.
Он усмехается её деланной несообразительности. Врать она не умеет. И ему это только на руку. Ладонь его одним уверенным движением ложится на её затылок, осторожно надавливая, и сокращая этим ещё несколько сантиметров между ними. Она невольно поднимает взгляд, вздрагивая и, кажется, боясь вздохнуть.
Самый чудесный взгляд из всех тех, которые он когда-либо видел.
Кажется, у него даже подушечки пальцев пульсируют, ощущая под собой её кожу. И снова возникший запах мандаринов. Драко никогда не любил цитрусы. Никогда. До этого момента.
— Я ненавижу тебя, Грейнджер. Не-на-ви-жу. Ненавидел с самого первого дня в Хогвартсе, все пять грёбаных, мать его, курсов и сегодня, на уроке зельеварения, тоже отчаянно ненавидел… Также отчаянно, как сейчас хочу тебя поцеловать.
Пальцы на шее дрогнули, впитывая в себя жар её тела, ощущая густую копну волос, которые, кажется, она никогда не научится укладывать, чувствуя покалывающее электричество в ладонях. Сердце предательски ускорило пульсацию.
Поздравляю, Драко, ты рехнулся. Молодец. Продолжай в том же духе.
— Ты совсем двинулся, Малфой? — обеспокоенно облизала губы, ища в глазах напротив признаки сумасшествия. И, самое забавное, боясь шевельнуться.
Видишь, а я что говорил? Но ты же чхать хотел на здравый смысл! Даже Грейнджер считает, что ты крышей поехал. Браво!
— А чтобы захотеть тебя поцеловать, нужно обязательно сойти с ума? — усмешка. Не злая и поэтому ужасно непривычная. — Очень самокритично с твоей стороны, — смешок, слетевший с губ, заставляет её опомниться и впервые шелохнуться, но свободной рукой он удерживает её за талию, прекрасно осязаемую даже под мантией и рубашкой. Пальцы скользят вверх по позвонкам и останавливаются под левой лопаткой.
— Ненавижу тебя и твои идиотские замечания. Взгляд твой заносчивый и высокомерный ненавижу. Ухмылку дебильную и губы, которые то и дело её выдают, — делает паузу, вдыхая глубже и приподнимая голову чуть выше. — Я бы никогда в жизни не стала с тобой целоваться, если бы не это дурацкое наказание за которое я, кажется, поплатилась рассудком, — кончик языка невольно прошёлся по губам, обеспокоенно облизывая их. — Ты и я. Вдвоём. Наедине.
Блять.
Ему показалось, или она тоже произнесла это слово одновременно с ним?
— Грейнджер… — почти прорычал последнюю «р» в её длинной дурацкой фамилии и, минуя оставшиеся сантиметры, вжался горячим прикосновением в тёплые приоткрытые губы.
Манящие. Желанные. Нужные. Со вкусом ненавистных мандаринов. С ароматом Рождества, блин.
Она старательно тянулась к нему, приподнимаясь на цыпочки, но всё равно не дотянулась бы, наверное, если он сам не наклонился бы так, чтобы возможно было целоваться.
— Мерлин, Грейнджер, прекрати меня дразнить… — её нерешительность здорово подзадоривала, но ждать вечность у него не было желания. И терпения. — Отвечай мне.
Почти приказ. А приказам Малфоя ещё никто и никогда не смел перечить. Поэтому позвоночник прошиб ток, когда нерешительные прикосновения губ соединились с его требовательными и нетерпеливыми. Волна прошла по телу сладкой судорогой, отдаваясь в районе паха.
Горячо, выворачивая наизнанку, заставляя пальцы впиваться в кожу до приятной боли, желая большего. Язык быстро и властно прошёл по губам. По верхней — почти не задерживаясь и по нижней — медленнее. Испытывая, срывая рваный выдох и ускоряя пульс, лишая его ровного привычного ритма.
Ладони опустились ниже, ненадолго задерживаясь на пояснице и поглаживая её. Он стал покусывать её губы чуть сильнее. Поочередно. Желая оказаться внутри. Раскрепостить. Убедить.
— Пусти… — глухо стонет, не в силах терпеть такого детского поцелуя. Без проникновения. Без борьбы языков. Он же не первокурсник, честное слово…
— Я никогда…
О, Мерлин. Так и знал. Не мог не знать. Она никогда не целовалась по-взрослому. Малышка Грейнджер. Пришло время повзрослеть, Гермиона. Я тебе помогу. Просто откройся… Позволь.
Настойчивее скользнул по губам, пользуясь моментом её растерянности и незавершённостью фразы, и проникая внутрь. Касаясь ровного ряда зубов, лаская нёбо, ощущая её напрягшуюся спину под ладонями и скользя к бедрам. Ощущая выступающие тазовые косточки даже через несколько слоёв одежды и… её язык, которым она впервые попыталась переплестись с ним. Неумело, несмело. Срывая с губ стон удовлетворения.