Малфой не умеет быть нежным. Никогда не умел и, вряд ли, когда-нибудь научится. Но ради этих её попыток повзрослеть, он может сделать кое-что — сбавить обороты. Дать прочувствовать момент так, как, наверное, это должно быть. Хотя, кое-что должно быть всё-таки не так…
Он разворачивается, меняясь местами, и вновь прислоняя её к стене. Грейнджер тихо стонет, упираясь лопатками в ледяной кирпич. Драко едет крышей от одного этого звука.
— Грейнджер, будь осторожней с такими звуками, если не хочешь, чтобы я взял тебя здесь и сейчас, — насмешливо выдохнул, раздразнивающе ведя по бедру вверх.
Малфой готов был поклясться, что она покраснела до самых кончиков ушей. И это чертовски… умиляло?
Что, блять? Умиляло? Откуда вообще это слово в его лексиконе? Ещё и по отношению к ненавистной Грейнджер. Такой бесящей и восхитительной в своём неприкрытом смущении Грейнджер.
Она так нервно кусала губы, сгорая от стыда на этом самом месте, что он невольно улыбнулся. Улыбнулся, блин, а не ухмыльнулся или усмехнулся. Само собой как-то вышло. Ему реально доставлял удовольствие её растерянный и взбудораженный вид.
— Придурок…
Долго же ей пришлось собираться с мыслями, чтобы выдохнуть одно-единственное слово. Это не могло не радовать, значит, самообладание гриффиндорки не такое уж непоколебимое, как ему всегда казалось. Приятно быть тем, кто заставил её склеивать по крупицам свою железную волю и… смущаться. О, этот восхитительный румянец!
— Успокойся, Грейнджер. Я тебя не трону, — дыханием обжёг губы и слегка коснулся их. — По крайней мере, не сегодня. Не сейчас, — снова лёгкий поцелуй. — А дальше как пойдёт… — глубокий вдох, вместе с которым он вдыхает тонкий аромат её кожи и почти неощутимых духов.
Ненадолго замирает и, к неожиданности даже для самого себя, трётся кончиком носа об её нос. Драко обычно далёк от подобных проявлений, но что-то в нём жаждет вобрать в себя этот запах. Под завязку, в самую глубь лёгких. Это даже не желание, а потребность. Необходимость. Чёртова необходимость чувствовать Грейнджер. Сейчас же. Пока они одни. Когда нет рядом её двух закадычных дружков.
Малфой фыркнул, вспоминая нелепого Уизли и грёбаного Поттера, которые таскаются вместе с ней. С самого первого курса. Святая троица — не разлей вода. Ненависть к этим двух недоумкам, что вечно держались рядом с Грейнджер, жила где-то глубоко внутри — на подкорке сознания. Под эластичной тканью вен.
— Ты чего?
Судя по дрогнувшему голосу, Гермиона напряглась. Она не могла не заметить, как его лицо переменилось. Не знала же, что это от всплывших в сознании лиц двух её любимейших дружков.
— Ничего, — резко отрезал, немного увеличивая расстояние и натыкаясь на непонимающий карий взгляд.
Какого чёрта у неё сейчас такое выражение лица, словно ожидает, будто в следующую секунду он должен её оттолкнуть?
— Грейнджер, ничего не хочешь сделать?
Удивление и испуг, сладким коктейлем, перемешались в глубине привлекательно блестящей радужки.
— Ч…что?
Драко закатил глаза, удивляясь её крайней несообразительности во второй раз за вечер. Он, как последний идиот, целует её, гладит, ласкает, запах вдыхает, твою ж мать… А она, разве что, руки в кулаки не сжимает и, слава Мерлину, не отталкивает. Почему, кстати? Не для того же они столько времени враждовали, чтобы теперь, вместо того чтобы поторопиться с исполнением наказания и поскорее разбежаться, обжиматься в углу кабинета. Хотя…
— Право, Грейнджер, ты всегда такая недогадливая? — недовольно морщится, крепче притягивая её к себе за талию. — Дотронься до меня. Прикоснись. Или… — сощурил глаза, вглядываясь с насмешкой в карюю бездну, — … ты боишься, Грейнджер?
Три последних слова, приятно ошеломившей догадкой, с придыханием слетели с губ. Она глубоко вздохнула, словно ей не хватало воздуха. Нервничает. Значит, он попал в самую точку.
— Ничего я не боюсь, Малфой, — это вызов? Ему или самой себе?
— Давай, Грейнджер, — взглянул на неё лихорадочно сверкающими глазами и… отстранился, заинтересованно приподнимая краешек рта. Ожидая, когда она сделает шаг, чтобы вновь сократить это расстояние, возникшее между ними. — Если хочешь, конечно.
А ты хочешь. Я вижу. Давай. Будь смелой и честной, как полагается настоящей гриффиндорке.
Гермиона вздёрнула подбородок, явно намереваясь этим жестом придать себе пущей уверенности, которой у неё, как пить дать, сейчас не было. И наблюдать за этим было, как минимум, интересно. Грейнджер была забавной.
Гасите свет. Забавная Грейнджер… Пришла пора признать, Драко, ты спятил. Незаметно двинулся, когда затеял эту весёлую игру «Раздразни Грейнджер». Подразнил? Молодец! Теперь жди с замиранием сердечка, когда эта нежная ладошка, наконец, коснётся твоего тела. Право, Малфой. Уймись, пожалуйста. Просто уймись. Рассмейся в лицо, скажи, что это была твоя очередная тупая шутка и хороший повод её позлить, пока не…
Поздно. Очень, чёрт возьми, поздно. Потому что робкая ладонь уже коснулась и поползла вверх по напряжённой груди. Через ключичную ямку к шее, скользнула к затылку и, почти сразу, утонула в платине волос. Легко и мягко зарываясь в выбеленные пряди и утопая в них тонкими изящными пальцами.
Чёрт, чёрт, чёрт. Трижды чёрт.
Мелкая дрожь устремилась по позвоночнику вверх, заставляя волоски на теле встать дыбом.
Это просто Гермиона, Малфой. И уж точно не предел твоих мечтаний. Согласись?
— Нет… — неожиданно выдохнул, отвечая собственному внутреннему голосу, и понял, что облажался.
Грейнджер испуганно отпрянула, расценивая это как запрет. Дыхание стало прерывистым, а взгляд напомнил загнанного в ловушку оленёнка.
— Ты… ты сам попросил… — залепетала, оправдываясь и сжимая влажными ладонями мантию.
Драко запрокинул голову, некоторое время, изучая тёмный потолок и стараясь перестать обращать внимание на сердце, бешено колотящееся в груди.
— Дура, — покачал головой, понимая, что это шанс. Последний шанс остановиться и, по обыкновению, выставить себя полным подонком. Грейнджер примет всё это за очередной стёб, и будут они дальше жить «душа в душу» — ненавидеть друг друга с чистой совестью. — Ты дура, Грейнджер, — спокойно выдохнул и сделал шаг к ней навстречу.
Они мучили друг друга игрой взглядов — серого холодного, как лёд, и карего тёплого, как горячий шоколад.
Горячий шоколад может растопить лёд. Хотя бы попытаться.