— Что произошло?
— Через несколько недель после дуэли эта записная книжка попала в руки моего прадеда. Говорили, что это не что иное, как пропавшая книжка Сильвестра Джонса. Эразм был, конечно, заинтригован и сразу же попытался расшифровать код.
— У него получилось?
— После нескольких недель работы ему удалось перевести некоторые отрывки, но они были лишены смысла. Он пришел к заключению, что внутри кода есть другой код, и попытался понять схему. В последующие месяцы он становился все более одержимым желанием расшифровать записи и очень скоро обезумел. А потом умер.
— Как это случилось?
— Он поджег свою лабораторию, выпрыгнул в окно и сломал шею. — Калеб откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. — Но до этого он все же убедился в том, что дневник и записная книжка будут сохранены для тех, кто придет после него и будет обладать тем же талантом.
— Какая страшная трагедия!
Калеб открыл глаза и выпил бренди.
— Таким образом родилась семейная легенда.
— Мужчины семьи Джонс, рожденные с таким талантом, как ваш, обречены на то, что сверхъестественные способности приведут их к сумасшествию. Такова легенда?
— Да.
— Вы действительно верите, что в этой записной книжке есть что-то, что свело с ума вашего прадеда?
— Да.
— Вы верите, что это записная книжка Сильвестра?
— Нет. Скорее всего, это фальшивка, изготовленная Барнабусом Селборном.
— Как может записная книжка свести человека с ума?
— Я полагаю, что сводит с ума код. Его расшифровка стала для Эразма навязчивой идеей. Он все глубже и глубже погружался в этот лабиринт в поисках схемы, но так ее и не нашел. Он знал, что сойдет с ума, но был убежден, что именно в этой проклятой книжке спрятан секрет исцеления от безумия. Однако в конце концов он проиграл.
Люсинда наклонилась и положила руку ему на колено. Это теплое прикосновение каким-то волшебным образом оказало на Калеба успокаивающее действие.
— Вы говорите так, будто эта книжка обладала чарами, околдовавшими вашего прадеда. Вы ведь не верите в магию, Калеб?
— Нет, но я верю в силу одержимости. Да поможет мне Бог, Люсинда, но я уже несколько месяцев чувствую, как меня затягивает в хаос этой страшной записной книжки.
— Так сожгите ее.
— Если бы я мог! Я думаю об этом каждый день и каждую ночь. Я уже потерял счет попыткам бросить книжку в огонь, но так и не смог заставить себя сделать это.
— Что вас останавливает?
— То же, что останавливало Эразма. Понимаю, что это звучит странно и неразумно, но я знаю, что не посмею уничтожить книжку, пока не открою секрет.
— Почему?
— По причине, которую не могу объяснить, я уверен, что эта книжка — единственная надежда избавиться от проклятия.
— Хм-м.
Он допил бренди и поставил стакан на стол.
— Я не знаю, какой ждал реакции от вас, но, уж конечно, не этого «хм-м».
Он был почему-то разочарован. Он говорил себе, что не хочет ее жалости, но Люсинда все же могла бы проявить хоть немного сочувствия. Она между тем взяла записную книжку и начала медленно переворачивать страницы.
— Как интересно.
Опершись на подлокотники, он резко встал. Надо выпить.
— Я рад, что вы находите эту чертову книжку интересной. — Он налил себе порядочную порцию бренди. — Особенно если учесть, что вы не можете прочитать даже титульный лист. Он написан тем же кодом Селборна, как и все остальное.
— Я не могу прочесть, — сказала Люсинда, спокойно перевернув еще одну страницу, — но могу сказать, что эти записи определенно не являются причиной безумия.
Калеб чуть было не уронил графин.
— Почему вы так решили?
— Вы не ошибаетесь насчет этой записной книжки. Она действительно свела с ума вашего прадеда, но не тем, что вовлекла его в мрачный, хаотичный мир, созданный кодом, не поддающимся расшифровке.
Он забыл про бренди и зачарованно смотрел на Люсинду.
— Так что же свело его с ума?
— Яд, разумеется.
— Яд?
Она сморщила нос.
— Им пропитана каждая страница этой книжки. Бумагу, вне всякого сомнения, сначала опустили в какое-то токсичное вещество, а потом дали ей просохнуть. Только после этого автор взялся за перо. Всякий раз, переворачивая страницу, ваш прадед получал порцию яда. Скорее всего Селборн надевал перчатки, когда писал свою галиматью. К счастью для вас, этому веществу уже почти сто лет.
До него вдруг дошло, что она держит книжку голыми руками.
— Черт возьми, Люсинда, сейчас же положите книжку.
— Почему? — Люсинда взглянула на него с удивлением.
— Вы только что сказали, что она отравлена. — Он выхватил у нее книжку и швырнул в холодный камин. — Вы не должны к ней прикасаться.
— Она не причинит зла ни мне, ни кому-либо другому. Яд оказывает влияние на психику и рассчитан только на человека с такими необыкновенными способностями, как у вас. Я его чувствую, но для меня он неопасен.
— Вы уверены?
— Совершенно. Селборн, вероятно, был гениальным химиком, раз смог приготовить такое смертельное вещество. Думаю, что его дар был сродни моему.
— Селборн был совсем другим. Он был алхимиком, о котором говорили, что он балуется оккультизмом.
— Я считаю более вероятным, что он, как вы выразились, баловался какими-то экзотическими галлюциногенными веществами. Я чувствую некоторые из составляющих этого яда, но не все. Предлагаю вам сжечь книжку.
— Отличная идея. — Калеб начал разжигать камин. — Странно, но даже сейчас, когда я знаю, что книжка отравлена, что-то удерживает меня от того, чтобы ее уничтожить.
— Ваш неестественный интерес понятен. Яд уже потерял почти всю свою действенность, но осталось еще много такого, что возбуждает в вас нездоровое любопытство. Однако у вашего прадеда не было ни единого шанса устоять против яда, когда он был свежим.
Пламя постепенно разгоралось, и его языки добрались до записной книжки.
— В одном я был прав — эта книжка послужила орудием убийства.
— Да.
Калеб взял железную кочергу и стал проталкивать книжку глубже. Однако он еле сдерживался, чтобы не поддаться желанию выхватить ее из пламени.
— Советую вам держаться подальше от огня, — сказала Люсинда. — Вполне возможно, что в дыме содержатся остатки яда.
— Мне следовало бы и самому об этом подумать. — Он сел в кресло и стал наблюдать за огнем. — Я обязан вам своим разумом и своей жизнью, Люсинда.
— Чепуха. Не сомневаюсь, что вы смогли бы и дальше противостоять воздействию яда.
— Я в этом вовсе не уверен. Если бы даже он не свел меня с ума, то превратил бы мою жизнь в ад.
— Да. Должна признаться, вам повезло, что вы человек здравомыслящий. Боюсь, кто-нибудь другой, с более слабой психикой, сейчас уже оказался бы в смирительной рубашке.
Калеб заставил себя оторвать взгляд от горевшей книжки.
— Неужели я буду чувствовать завораживающее действие этой проклятой книжки до конца моей жизни, хотя она на моих глазах превратилась в пепел?
— Нет, все пройдет очень быстро. Но несколько чашек настойки, которую я приготовила для вас, ускорит ваше выздоровление, тем более что сейчас нет источника яда. — Люсинда посмотрела на него с подозрением. — Вы пили эту настойку?
— Да. Я чувствовал себя лучше, после того как выпивал пару чашек, но как только брал в руки записную книжку, мною снова овладевала прежняя одержимость.
— Каждый раз, когда вы открывали книжку, вы получали дозу яда. Поздравляю вас с решением загадки, мистер Джонс, — улыбнулась Люсинда.
— Это вы ее разгадали. Не знаю, как мне вас благодарить, Люсинда. Не думаю, что смогу когда-либо с вами расплатиться.
— Не смешите меня. — Она вдруг посерьезнела. Сцепив на коленях руки, она остановила свой взгляд на пламени. — Вы ничего мне не должны.
— Люсинда…
Она повернула голову и посмотрела на него твердым взглядом.