— Ты хоть знаешь, что такое бандитские разборки? Это не убийство на бытовой почве: раз-два — и преступник в СИЗО. Кенара застрелили, скорей всего, свои же, они не имеют привычки оставлять хвосты.
Уже знает, что убит Канарейка! Интересно, про обморок Ники ему тоже доложили? Вряд ли, иначе Владимир Васильевич не стал бы разговаривать с ней, а дал бы кучу бумаг и велел бы переписать каллиграфическим почерком, чтобы было красиво. Или заставил бы кляузы разбирать, а это такая нуднятина — не рассказать!
— Убийство Кенара не будет расследоваться? — наивно спросила Ника.
Голубые глаза Владимира Васильевича поблекли — явный признак, что он недоволен. Он надул щеки, выпустил ртом воздух, вибрируя губами, и вяло-вяло, будто у него высокая температура, сказал:
— Ну, конечно, будет.
— Тогда дайте мне это дело.
Глаза у него совсем побелели, как у зомби:
— Это опасное и бесперспективное дело. Зачем тебе начинать с висяка? Первая неудача всегда плохо сказывается на дальнейшей работе следователя.
— А почему вы решили, что будет неудача? — не сдавалась Ника. — У всех следователей полно дел, одна я даром зарплату получаю. Ну, пожалуйста, Владимир Васильевич…
Про себя он взвесил, что остальные следователи будут отбиваться от этого дела всеми силами, но кому-то за это застреленное отродье браться надо. К тому же заносчивую молодежь проучить никогда не мешает. Дашь им парочку заведомых висяков, они не справятся, потом тактично можно им намекнуть: займитесь чем-нибудь полезным, а не протирайте юбки и штаны в таком ответственном учреждении. Владимир Васильевич состроил кислую мину и махнул рукой:
— Ладно. Только работать будешь с Холодом. Под его присмотром.
Ника хотела возразить, но сказала:
— Спасибо, — и вприпрыжку помчалась в кабинет.
Устроившись за столом, она разложила чистые листы, задумалась, что писать и, вообще, с чего начинать. Перво-наперво надо выработать четкий план, зафиксировать его на бумаге, чтобы не забыть, а потом… Да чего рассуждать, что делать потом, когда плана-то и нет? Конечно, в следствии есть свои правила, их Ника изучала в университете, но обычно эти правила применимы к бытовухам. А серьезные дела, как говорил один из преподавателей, любят нетрадиционный подход. Ника все же взяла ручку и начала писать традиционный план:
«Первое: выяснить, с кем был знаком Канарин. Второе: допросить этих людей. Третье…»
На третьем пункте она застряла, кусала авторучку, и тут вдруг открылась дверь.
— Привет.
Валдис вошел без стука. Энергия из него фонтанировала выше нормы, потому он сразу заполнил собой кабинет, хотя сказал всего одно слово. Кстати, за словом в карман он не лез, но был обаятельный — это правда. Из недостатков у него в арсенале два: откровенный до неприличия и крикун, что легко объединяется в слово «невоспитанный». Но при всем при том Валдис первый обратил на Нику внимание именно как мужчина. В университете она меркла перед красотками, не имея эффектной внешности, а за глаза ее так и вовсе звали тюхой. Обидно. Несправедливо. Да и слово какое-то… никакое! Само собой, за ней парни не бегали, хотя она вовсе не уродка, а психолог сказал, что у нее заниженная самооценка, отсюда и все проблемы. Но как повысить самооценку, психолог толком не разъяснил.
Валдис с серьезнейшей миной, что ему было несвойственно, двинул к ней. Ника живо смахнула листок с планом в стол, а то засмеет. Несмотря на ухаживания, он такой. Хотя какие ухаживания? Валдис ее никуда не приглашает, просто приходит, болтает о том о сем, иногда домой провожает. Нравится он ей? И да, и нет. Ника теряется перед взрывоопасными людьми.
Тем временем он осторожно полез за пазуху и вынул… букетик паршивеньких гиацинтов, к тому же изрядно помятых. Положил перед Никой на стол.
— Новость! — пролепетала она, чувствуя, как покрывается пятнами. — Это мне?
— А тут еще кто-нибудь есть? — округлил он глаза, оседлав стул.
— В честь чего?
— Поздравляю с первым делом. Надеюсь, не последним.
— Спасибо.
Чтобы не расплыться в улыбке от удовольствия, она закусила нижнюю губу, не акцентируя внимания на драматичном оттенке его последней фразы. Ничего, она докажет, что не тюха, Канарейка не станет ее последним делом никогда! Ника прошла к шкафу, где хранились чайные принадлежности, нашла в дальнем углу тонкий стакан (ваз для цветов нет, надо притащить из дома), из графина налила воды и любовно поставила туда чахлые гиацинты. Цветы ей дарили только папа и дядя, ну, еще Восьмого марта сокурсники, но это не то, потому мятый букетик стал настоящим подарком. Она скосила глаза на Валдиса, надо бы спросить у него совета, но неудобно. Пока она искала способ выуживания следственных секретов, раздался стук в дверь.