— Только в комнату вошли, он накинулся, как бешеный, привязал к кровати и всю ночь трахал. А утром говорит: «Со мной будешь жить, иначе „поставлю на хор“, а потом в рабство продам в Чечню». Заставил вещички собрать, отволок в свой «мерседес» и повез за город, под Зеленогорск. Коттедж у него там. «Вздумаешь бежать, — говорит, — достану, а там не обижайся». И вот после генерала стала жить я с капитаном, да еще с отставным. Его Леней звали. Леня Хрящ, из ментовской братвы. Всего как грязи, а жизни никакой. Что ни вечер — капитан на рогах, а я словно у врача на приеме, то у гинеколога, то у проктолога, то у обоих сразу. Утром, конечно, в ногах валяется, кричит: прости, зазной[2] до гроба. Потом пропал куда-то на двое суток, а на третьи приходят люди и говорят ласково:
«Чтобы духу твоего здесь не было, и скажи спасибо, что не заставляем скважиной отрабатывать долги Леньки-паскуды. Брысь отсюда, и цацки свои снимай, уже не твои». Вернулась я в коммуналку, а вечером в новостях капитана моего показывают. В холодном виде, семь дырок в организме. Вроде бы жалко должно быть, все-таки живой был человек, а у меня на душе праздник. Будто бы муху прихлопнули, знаешь, есть такие зеленые, откормленные, на дерьме живут. Хлоп — и все, только вонючее мокрое пятно. И с тех пор у меня как отрезало, с-мужиками в постели никаких дел, — скоты. Верно Ингусик говорит: понять женщину может только женщина.
— Кто это — Ингусик? — Прохоров насупился. — Лесбиянка, что ли? — Он так заслушался, что даже забыл про курицу.
— Да нет. — Женя мечтательно улыбнулась. — Ну, может быть, чуть-чуть. Мы летаем вместе. — И, заметив, как вытянулась Серегина физиономия, рассмеялась. — Не бойся, это не наркота. Каждый ведь по-разному уходит от проблем: одни пьют, другие ширяются, ну а мы мечтаем. Полет фантазии границ не знает. Хочешь, и тебя с Ингусиком познакомлю. Полетаем.
— Мечтать не вредно. — Серега с жадностью вонзил зубы в курячью ногу. — А когда?
— Да хоть сегодня вечером. — Прикрыв рот рукой, Женя зевнула и не совсем уверенно поднялась на ноги. — Если у меня головка не будет болеть. А за курочку, дорогой, спасибо, это было потрясающе. — И, неожиданно нагнувшись, она чмокнула Прохорова в небритую щеку.
Губы у Жени были влажные и соленые.
Ингусик жила в трехэтажном доме на самом берегу Парголовского озера. Сказав что-то в переговорник, Женя въехала во двор и запарковала «семак» рядом со спортивным пятисотым «мерседесом».
— Пойдем. — Она взяла Прохорова за руку и уверенно, как у себя дома, начала подниматься по мраморным ступеням. — Инга, наверное, уже кончила от нетерпения.
Ингусик оказалась приятной во всех отношениях дамой бальзаковского возраста. Крашенные под «платиниум блонд» волосы, хорошая фигура, живой взгляд.
— Очень, очень приятно. — Она протянула Прохорову ухоженную руку. — Надеюсь, что и вы, Сережа, не будете разочарованы. Ну что, братцы, чай, кофе? — Голос ее был полон нетерпения. — Коньяк, виски, котлету по-киевски? — И, не дожидаясь ответа, она нажала кнопку селектора. — Верок, вези нам пожрать и выпить.
— Да, Инга Павловна. — Словно из-под земли выросла девица в белом фартуке, она катила сервировочный столик с графинами и легкой закусью. Действительно, коньяк, виски. Правда, вместо котлеты по-киевски икра, рыба, охотничьи колбаски.
— Ингусик, мы недавно обедали. — Женя поднялась с кожаного пуфа и по-хозяйски включила кофеварку. — Жарили грибную солянку с ветчиной. Так что, наверное, лучше чаю.
— Одно другому не мешает. — Прохоров с удовольствием заглотил охотничью колбаску и, поскольку речь зашла о еде, поведал замечательную историю о том, как покупал на рынке пельмени. Принес их домой, вывалил в кастрюлю, но, сколько ни варил, никакого результата. Не всплывали, сволочи. Оказалось, гипсовые.
— И что дальше? — Ингусик звонко рассмеялась. — Впрок не пошло?
— Продавцу точно не пошло. — Серега соорудил себе сандвич с чавычей и благодарно кивнул Жене, придвинувшей ему большую чашку с чаем. — Тяжелые они, пельмени, из гипса все-таки…
— Ой, братцы, что-то с памятью моей стало. — Загадочно улыбнувшись, Инга достала флакончик из темного стекла, погрела в руке и открыла тщательно притертую пробку. — Ну что, по три?
— Лучше по одной. — Женя подставила свою чашку, и в чай ей упала крупная маслянистая капля. — После спирта тяжеловато.
— Это еще что такое? — Серега управился с бутербродом и, хватанув икры, подозрительно покосился на флакончик. — Мне послезавтра надо быть в форме, иначе получится как с продавцом пельменей.
— Смотрите, Сережа. — Ингусик накапала три капли себе в чашку и проглотила кофе одним глотком. — Я что, похожа на самоубийцу? Это старинное арабское средство, чтобы хотелось и моглось. Как в сказках «Тысячи и одной ночи».
— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, — несколько некстати заметил Прохоров и, вздохнув, заел арабское средство каспийской икрой. — Поноса, надеюсь, не будет?
Что-то мягко ударило его в затылок, и ему вдруг стало ясно, что они с Ингусиком знакомы уже тысячу лет — ближе не бывает. Так же давно, как и с Женей. Захотелось обнять обеих сразу, крепко-крепко, и не отпускать целую вечность.
— Пошли, ребятки. — Хозяйка поднялась и, открыв неприметную дверь, провела гостей в небольшую, с затемненными окнами комнату. — Ну что, раздеваемся? — Она сладко потянулась и первая стала расстегивать пуговицы на своей блузке.
Прохоров слегка ошалел, ему показалось, что он видит кадр из «Газонокосилыцика»: компьютеры вдоль стены, V-шлемы, облегающие костюмы из лайкры. Он перевел взгляд на покатые, мелочно-белые плечи Ингусика и начал раздеваться: джемпер, рубашка, брюки, парадные, с эмблемой на херу, трусы. Женя тем временем сбросила трусики и стала натягивать плотно облегающий эластичный костюм, соединенный с компьютером тонким, закрученным в пружину кабелем. Ингусик уже была готова, — туго затянутая в лайкру, она напоминала пловца-подводника.
— Прямо Аполлон. — Она коснулась груди Прохорова, провела ладонью по его ягодицам, и в ее голосе промелькнуло нетерпение. — Сейчас пойдем на взлет. — И, выбрав самый большой костюм, стала помогать Сереге одеваться.
Он почувствовал, как упругий материал мягко обнимает его руки, туловище, член, унося в неведомую, незнакомую ему область ощущений.
— Так, перчатки. — Управившись с застежками, Инга усадила Прохорова в кресло и ободряюще потрепала по щеке. — Теперь шлем.
Пальцы ее пахли жасмином. Наступила темнота, спинка кресла плавно откинулась, и Серега замер в полулежачем положении — на одно только мгновение.
— Поехали, — откуда-то издалека раздался голос Жени, и сразу же в глаза брызнул солнечный свет, отраженный океанской гладью. В ушах засвистел встречный ветер, еле заметное пятнышко суши внизу стало стремительно приближаться, и Серега понял, что летит живым болидом, куда там Мюнхгаузену с его пушечным ядром. Клякса в океане быстро превратилась в блюдце, затем в тарелку и наконец в скалистый, покрытый девственными лесами остров. Прохоров приземлился на поляне, над которой порхали огромные, немыслимой раскраски бабочки, и вдруг увидел Ингусика. Она была здорово похожа на Снежную королеву: высоко взбитые пепельные волосы, пронзительный взгляд серых глаз и величавая осанка царственной особы. Вот только одета она была в прозрачный, облегающий все ее формы комбинезон и отличалась темпераментом отнюдь не нордическим. С пламенной улыбкой на устах она приблизилась к Сереге, и он почувствовал ее нетерпеливые пальцы на своих ягодицах. Страсть переполнила его, и, не в силах сдерживаться, он ввел свой огромный, крепкий как железо член в открывшееся перед ним великолепие царственной вульвы. Снежная королева крепко сжала его в объятиях, и их блаженные крики наполнили лес.
Они не слышали, как включился в работу «Акку-джак-2», утонченное творение человеческого гения, позволяющее заниматься одновременной мастурбацией двум мужчинам и паре женщин. Вибрирующий силиконовый член глубоко вошел в тело Ингусика, негромко заурчал вакуумный насос, высасывая все соки из Сереги, и вскоре виртуальные стоны сменились настоящими, рвущимися из-под шлемов наружу. Затем покрытая королева сделала глубокий реверанс и отчалила по своим делам, а Прохоров вдруг увидел Женю. Она напоминала правоверную кролика Роджера из популярного мультфильма о том, как этого кролика хотели сделать козлом. Женя уже успела пообщаться с местным аборигеном, неразговорчивым, косматым, зато с большим, слегка изогнутым членом, и теперь следила за полетом переливающихся перламутром стрекоз. Заметив Прохорова, она мгновенно воспылала к нему страстью и нетерпеливо положила ладони на его ягодицы. Их крики счастья полетели к небу, снова заработал «Акку-джак-2», а затем на шум прибежала королева, и Сереге пришлось любить обеих сразу.