— Мог обратиться к тем, кто тебя любит, а не убегать.
— Я думал, если уйду, всем будет лучше, — его голос был сдавленным, он управлял эмоциями. — Я думал, Керн тогда остальных не тронет.
— Хотя он уже поклялся отомстить Дарику? — потрясенно спросила она. — Керн убил моего отца и твоих настоящих родителей, что любили и растили тебя. Ты понимал, что бросил их умирать? Ты хоть знал, что они мертвы?
— Я узнал пару месяцев назад, — выдавил он, голос сорвался в конце.
Ее сердце болело за него, часть гнева угасла.
— Прости. Не стоило так говорить. Дела Керна — не твоя вина. Он бы их в любом случае убил.
— Но меня терзает вина. Я навредил всем вокруг себя.
Она не могла с этим спорить, но промолчала.
— Я хочу быть твоим другом, — выдавил он.
Друзья. Нет, она не могла. Она не могла быть просто его другом. Это будет даже хуже.
— Другом той, кому не доверяешь? — спросила она. — Ты уже показал, как это работает.
Он недовольно зарычал.
— Ты не сказала мне правду. После всего, что мы прошли.
Она сжала кулаки.
— Сколько раз я должна сказать? Я. Не. Знала.
Он нахмурился, словно увидел то, что не замечал до этого.
Но она не закончила. Гнев толкал слова к ее губам бездумно.
— Но ты не поверил мне, хотя говорил, что любишь. Ты оттолкнул меня, бросил одну голодать и умирать.
— Прости, — сказал он, в его голосе были печаль и сожаление, которые она надеялась услышать.
Но было слишком поздно.
— За что?
— За все. За то, что ушел, за все, что потом было. И за то, что не верил тебе. Не доверял.
— Думаешь, это сотрет прошлое? — спросила она. — Я даже не знаю, где ты был, и что с тобой было.
Он покачал головой.
— Не важно.
— Это важно! — заорала она. — Доверие. В этом вся проблема. Ты хочешь, чтобы я доверяла тебе, но не поверил мне, когда я говорила правду.
— То, что было со мной, не вопрос доверия.
— Нет, — сказала она. — Но ты мне не расскажешь. Ты хочешь быть друзьями? Начать сначала? Мне нужно знать, с кем я начну сначала. Времени прошло много. Ты изменился.
Он не отрицал, молчал, и ее сердце снова разбивалось. Всхлип поднимался в груди, она повернулась, чтобы уйти.
— Марен, стой.
Он с силой схватил ее за руку в том месте, откуда боль поднялась к плечу. Она скривилась и вырвалась.
— Я тебя ранил! — он попытался дотянуться до нее, но она попятилась.
— Ничего. Я в порядке, — это было не так. Ее плечо пылало. Стало хуже.
— Марен, — его тревога звучала искренне. — Прошу, дай я отведу тебя в замок, где тебе помогут.
Она заставила себя выпрямиться.
— Нет, спасибо, милорд. Я три года справлялась. Думаю, до замка я дойду.
Его лицо покраснело от гнева, он отошел, отпуская ее в свою комнату. Слезы ее были не только от боли.
ЧЕТЫРЕ
Жизнь Марен казалась хаосом. Филипп. Растущая знакомая боль. Все остальное.
Она потеряла равновесие. Она была не такой, как до осады. Тогда, когда общество выводило ее из себя, она уходила к отцу. Она помогала ему чинить книги, записывала недавние приобретения, делала мелочи в библиотеке. Это было важно для нее.
Даже в осаде ее жизнь что-то значила. Каждый день они с Адаре ходили в город и помогали больным и голодным. Они готовили, стирали, играли с детьми, показывали людям, что у королевы еще есть надежда. Когда Марен не была в городе, она была с Советом. С тем, что от него осталось, с теми, кто остался в стенах Делорме. Ее положение не было официальным, но Дарику нужны были советники. И она была дочерью своего отца. Это не добавляло ей уверенности, но она знала о Керне больше всех.
Он сдал одержимостью. Каждую свободную минуту она искала в книгах, искала способ одолеть его. Он лишил ее двух любимых людей, украл их у нее, и это не могло сойти ему с рук. Кто-то должен был узнать, как его остановить. Должен быть способ.
А теперь город в ней не нуждался. Собрался настоящий Совет. Она ощущала себя бесполезной, не знала свое место, не знала, что от нее ждали, но ее лишали сил, желая от нее то, что она не могла определить.
Она ускорилась, желая уйти от замка, хоть и не надолго.
Она не забралась далеко, ветер окутал ее звуком смеха. Это удивило ее, сердце сжалось в комок. Это был смех Филиппа, знакомый до боли даже после трех лет отсутствия. За последние дни она слышала, как он издавал пустой звук, вежливый и вымученный смех. Но этот был другим. Это был истинный смех, и он звучал из глубины.