Друзья. Нет, она не могла. Она не могла быть просто его другом. Это будет даже хуже.
— Другом той, кому не доверяешь? — спросила она. — Ты уже показал, как это работает.
Он недовольно зарычал.
— Ты не сказала мне правду. После всего, что мы прошли.
Она сжала кулаки.
— Сколько раз я должна сказать? Я. Не. Знала.
Он нахмурился, словно увидел то, что не замечал до этого.
Но она не закончила. Гнев толкал слова к ее губам бездумно.
— Но ты не поверил мне, хотя говорил, что любишь. Ты оттолкнул меня, бросил одну голодать и умирать.
— Прости, — сказал он, в его голосе были печаль и сожаление, которые она надеялась услышать.
Но было слишком поздно.
— За что?
— За все. За то, что ушел, за все, что потом было. И за то, что не верил тебе. Не доверял.
— Думаешь, это сотрет прошлое? — спросила она. — Я даже не знаю, где ты был, и что с тобой было.
Он покачал головой.
— Не важно.
— Это важно! — заорала она. — Доверие. В этом вся проблема. Ты хочешь, чтобы я доверяла тебе, но не поверил мне, когда я говорила правду.
— То, что было со мной, не вопрос доверия.
— Нет, — сказала она. — Но ты мне не расскажешь. Ты хочешь быть друзьями? Начать сначала? Мне нужно знать, с кем я начну сначала. Времени прошло много. Ты изменился.
Он не отрицал, молчал, и ее сердце снова разбивалось. Всхлип поднимался в груди, она повернулась, чтобы уйти.
— Марен, стой.
Он с силой схватил ее за руку в том месте, откуда боль поднялась к плечу. Она скривилась и вырвалась.
— Я тебя ранил! — он попытался дотянуться до нее, но она попятилась.
— Ничего. Я в порядке, — это было не так. Ее плечо пылало. Стало хуже.
— Марен, — его тревога звучала искренне. — Прошу, дай я отведу тебя в замок, где тебе помогут.
Она заставила себя выпрямиться.
— Нет, спасибо, милорд. Я три года справлялась. Думаю, до замка я дойду.
Его лицо покраснело от гнева, он отошел, отпуская ее в свою комнату. Слезы ее были не только от боли.
ЧЕТЫРЕ
Жизнь Марен казалась хаосом. Филипп. Растущая знакомая боль. Все остальное.
Она потеряла равновесие. Она была не такой, как до осады. Тогда, когда общество выводило ее из себя, она уходила к отцу. Она помогала ему чинить книги, записывала недавние приобретения, делала мелочи в библиотеке. Это было важно для нее.
Даже в осаде ее жизнь что-то значила. Каждый день они с Адаре ходили в город и помогали больным и голодным. Они готовили, стирали, играли с детьми, показывали людям, что у королевы еще есть надежда. Когда Марен не была в городе, она была с Советом. С тем, что от него осталось, с теми, кто остался в стенах Делорме. Ее положение не было официальным, но Дарику нужны были советники. И она была дочерью своего отца. Это не добавляло ей уверенности, но она знала о Керне больше всех.
Он сдал одержимостью. Каждую свободную минуту она искала в книгах, искала способ одолеть его. Он лишил ее двух любимых людей, украл их у нее, и это не могло сойти ему с рук. Кто-то должен был узнать, как его остановить. Должен быть способ.
А теперь город в ней не нуждался. Собрался настоящий Совет. Она ощущала себя бесполезной, не знала свое место, не знала, что от нее ждали, но ее лишали сил, желая от нее то, что она не могла определить.
Она ускорилась, желая уйти от замка, хоть и не надолго.
Она не забралась далеко, ветер окутал ее звуком смеха. Это удивило ее, сердце сжалось в комок. Это был смех Филиппа, знакомый до боли даже после трех лет отсутствия. За последние дни она слышала, как он издавал пустой звук, вежливый и вымученный смех. Но этот был другим. Это был истинный смех, и он звучал из глубины.
Она пошла на звук с неописуемой тягой. Она знала, что ей нужно было то, что не изменилось в Филиппе, то, что она понимала бы за слоем того, что не понимала.
Он стоял на тренировочном поле с несколькими сотнями солдат. Они стояли ровными рядами, улыбались. Один солдат стоял рядом с Филиппом, рука была на его плечах, Филипп теперь смеялся беззвучно.
Что-то в дружбе между ними делало пустоту в ее груди болезненной. Она знала, что пустота там, пылает в ней дырой, но не хотела думать об этом. А теперь ее заставили. Она не знала, что думать. Такой Филипп почти заполнил часть ее пустоты. При этом в груди добавлялось пустоты от сожаления о том, чего у нее больше не было.
Филипп отодвинулся и дружески ткнул солдата.
— Ладно, хватит уже, — сказал он достаточно громко. — Нас ждет работа, — он расправил плечи и повернулся к людям. Они последовали примеру, улыбки пропали, позы стали напряженными, руки были наготове по бокам.
Филипп кричал приказы. Несколько мужчин вышли вперед и показали навыки владения мечом. Вторая группа защищалась. Другие бегали по полю. Все было организовано, отточено. Они уважали его. Они видели в Филиппе солдата, не героя и не очаровательного юношу. Они верили в него. Они доверяли ему свое обучение, верили, что он убережет их от вреда.
Она видела намеки на эту сторону Филиппа до осады, когда смотрела, как он тренируется. Он был расслаблен, этого она не видела с его возвращения. И тут она поняла, что Филипп мог ощущать себя так же, как она теперь часто ощущала себя: будто он не знал, где его место. Керн был мертв. Город в безопасности. Какой теперь была роль Филиппа?
Может, статус героя был не таким наполненным, как казалось.
— Это впечатляет, да?
Ее плечо напряглось от боли. Тейге она не избежала.
— Да, — сказала она. — Сделать такими фермеров, кузнецов и всех, кого он нашел… это сильно впечатляет.
— Филипп — поразительный лидер, — сказал Тейге. — Он вдохновляет людей на то, чего я раньше не видел. Они доверяют ему полностью. Они даже умрут за него.
Они любили его. Она это прекрасно понимала.
Она прогнала эту мысль. Сейчас ее беспокоил Тейге. Она много времени думала о том, какой эффект он на нее оказывал, и пришла к одному выводу. Магия. Она не знала, почему или как он заставлял ее рану реагировать. Она читала все книги отца в осаде, и хотя ничто не было тесно связано с ее раной, она догадывалась, что у Тейге был талисман, что влиял на нее. Они не были одинаковыми, но порой один всплывал — наследие семьи, подарок, безделушка, купленная у не подозревающего торговца.
Он мог и не знать, что у него есть талисман. Что он причиняет ей столько боли.
Она пристально следила за ним несколько дней, искала подсказки. Возможным вариантом была тяжелая золотая цепь на его шее. Он всегда был с ней, но это еще ничего не означало. Талисман мог быть в кармане или под туникой.
— Хотите спуститься и посмотреть? — спросил Тейге, задевая пальцами ее локоть и вызывая боль в ее плече.
Она указала на сады.
— Нет, спасибо. Я прогуливалась. Просто отвлеклась на миг.
— Тогда я не буду мешать, — он поклонился и мило улыбнулся. — Как всегда, рад встрече.
— И я, — она дождалась, пока он уйдет, и глубоко вдохнула.
Не думая, она посмотрела на тренировочное поле в поисках Филиппа. Но он был не на безопасном расстоянии, а смотрел на нее. Он наблюдал за ней.
Ей хотелось отступить, уйти и не оглядываться. Но она не могла. Она была поймана, он словно тянул ее, не давал думать ни о чем, кроме него. И она не хотела отворачиваться. Это была не официальная встреча в обществе. Это было неожиданно, почти интимно. В этот миг она видела настоящего Филиппа. Не того, кого он показывал ей даже наедине. Не того, кого он показывал всем. Уязвимого. Даже испуганного.
Она смотрела ему в глаза, и ее удерживало еще и то, что это было не намеренно. Он хотел, чтобы она увидела его таким. Он что-то хотел передать ей.
Она мгновение подумывала пойти к нему. Она даже шагнула вперед.
А потом он отвлекся, солдат появился рядом, требуя его внимания.
Момент был утерян. Филипп не успел обернуться, она убежала.
Как только она пропала из виду, она прижалась к дереву, ладони и колени перестали дрожать.