В этот раз сердце заколотилось не так прытко, будто уже привыкло к «травяной крови». Но звон зазвучал вновь, и Дуку померещилось, что он раздается не в голове: звенело все окружающее, стены, пол, потолок и воздух между ними, звенели красные искорки, что безумным роем замельтешили перед глазами. И тонко жужжали световые пятна, расплывшиеся по поверхности предметов вокруг. В этих пятнах на мгновение проступило что-то неясное, будто бы очертания чего-то, что обреталось позади всего, позади пространства, в котором они находились, – проступило и тут же исчезло.
Стараясь двигаться очень осторожно, Дук закупорил кувшинчик, сунул его в котомку, взял посох и поднялся.
Ноги распрямились, будто натянутый лук. Тело чуть не взлетело к потолку. Уши и лицо горели, словно от жара пылающей печи.
Дук крутанул в руках посох, повернулся из стороны в сторону, оглядываясь.
Стало светлее: все, что было вокруг него твердого, светилось само собой. Зеленоватое мерцание рождалось в глубине предметов и сочилось наружу, высвечивая внутреннюю структуру: ворсинки и нити одеяла, изгибы древесных волокон в бревнах стен. Дук направился к двери. Он вновь не шел, а скользил, тело не двигалось, но текло, булькая и клокоча, будто состояло из кипятка. Жиото махнул перед собой рукой с посохом – тот промелькнул стремительно, с тихим свистом рассек воздух.
Так у меня получится и Кабана прикончить, и всех остальных, – решил Дук.
Хотя теперь он, пожалуй что, смог бы протечь в комнату, где спали толстый с вагантом, не разбудив никого, взять кафтан и покинуть постоялый двор, никем не замеченный. Но зачем? Лучше убить их, чтобы не было погони. И кроме того, не идти же пешком. Следует впрячь Травку в телегу – или, еще лучше, лошадей, на которых приехали господа… И не в телегу, – зачем телега? – а в фургон! Лошади могут заржать, разбудить хозяев, да и гостей тоже. И еще, вдруг понял Дук, эти городские богатеи – они ж не с пустыми руками отправились в дорогу! Конечно, в кошеле много всего, но почему бы не прибавить к нему то, что наверняка есть с собой у старика? И барышня – если она из богатой семьи, значит, у нее должны быть драгоценности.
А хозяева? Неужто у них ничего не отложено на черный день?
Утвердившись в мысли, что следует порешить всех и обыскать дом, Жиото раскрыл дверь и перетек из комнаты в коридор. Здесь все светилось тем же зеленоватым светом. Хорошо, что двери без засовов и щеколд. Вот эта, ближняя слева, – за ней спят вагант с толстым. Дук помедлил, удобнее перехватил посох, прикидывая, как оно все может обернуться дальше: если заскрипит, надо сразу бросаться на Кабана и разить острием в сердце, если не заскрипит, подойти и аккуратно перерезать ему горло. Потом кончить ваганта, но и после этого не хвататься за кафтан, а бежать в соседние комнаты и резать остальных.
Он толкнул дверь – она не заскрипела – и перетек в комнату, посреди которой, положив голову на свернутое одеяло, разбросав руки и ноги, дрыхнул толстый. На кровати, свернувшись кренделем, обхватив себя за плечи и подтянув колени к груди, спал Бард Бреси. Вач был одет, а штаны, белая шелковая рубаха и красный кафтан ваганта валялись на полу рядом с его ботинками. Дук занес посох, струясь, как ручей, к Кабану, но услыхал позади очень тихий, еле слышный шорох, плавно повернулся, скользнул обратно к двери, выглянул – и увидал спину человека, который волочил по коридору обмотанное одеялом и стянутое веревками тело.
Глава 3
Хозяин скрылся в дверях. Позади скрипнуло, Дук развернулся: Вач уже не лежал, сидел на корточках, сжимая перед собой топор.
Даже выпив снадобья, Дук Жиото не хотел сталкиваться с этим зверем после того, как тот проснулся. Услыхав, что дверь, ведущая из коридора во вторую половину дома, тихо затворилась, Дук поднес палец к губам и прошептал:
– Хорошо, что ты проснулся. Я как раз тебя разбудить хотел.
Толстый выпрямился, не опуская топор. Жиото очень ясно представил себе, как страшное лезвие врезается в его грудь, крушит ребра и отбрасывает назад…
Он осторожно прикрыл дверь, положил посох на пол и только после этого шагнул в глубь комнаты.
– Разбуди его побыстрее.
Кабан наконец опустил оружие. Подойдя к кровати, толкнул в плечо ваганта, а когда тот, всхрапнув, подскочил, зажал ему рот ладонью.
– Мы-мгуу!
– Тихо, – прошептал Дук. – Молчи.
Бреси кивнул, и Вач убрал руку с его лица. Юнец свесил ноги с кровати.
– Что случилось? – громким удивленным шепотом произнес он.
– Слушайте внимательно. – Дук сел рядом на кровати. – Я проснулся, сам не знаю чего. Наснилось что-то. Лежу, хочу обратно заснуть. И тут вдруг шум услыхал из коридора. Тихо совсем. Вроде кто-то идет. Ну, я взял свой этот… Оружие взял, котомку – потому что непонятно же, кто там, вдруг бежать надо будет, – да и выглянул. А там…
– Что? – спросил Бреси.
– Да тише ты. В коридоре хозяин наш. И кто-то, в одеяло замотанный, а сверху веревки. Связанный, значит. Но не мертвый, потому что дергался, хотя слабо. Может, кляп у него во рту, чтобы кричать не мог? Хозяин его наружу утянул. Я думал – это кто-то из вас, вот и вошел.
– Ох ты… – прошептал Бреси и принялся одеваться. – Но мы-то на месте, друган. Выходит, это он сеструху свою потащил…
Дук возразил:
– Не, хозяйка ж пухлая, я б понял, что она.
– Так кто же это мог быть, если… – Бреси, натягивающий штаны, не договорил, застыл на одной ноге.
И одновременно Вач тоже понял. Оттолкнув плечом вскочившего Дука, так что тот повалился на кровать, он бросился к дверям, тяжело топоча босыми пятками по полу.
– Не шуми! – простонал вслед Жиото, но толстяк уже вывалился из комнаты. Хлопнула соседняя дверь, за ней вторая. Дук с Бардом, переглянувшись, бросились следом.
Все четыре комнаты – и хозяйские, и те, что заняли господин с внучкой, – были пусты.
– Да что же это такое! – изумился вагант. Вач тем временем распахнул дверь, что вела в зал, окинул взглядом темное помещение и бросился обратно за своими ботинками.
– Бард, ты ему скажи, чтоб он не ломился куда ни попадя, – торопливо прошептал Жиото юнцу, когда они оба встали посреди зала. – Он меня все одно не слушается, а тебя может послушать. Тут осторожно надо.