– Нет, госпожа! – пискнул Бард. – Кафтан там рядом валялся! Вач на меня его накинул, потому что снег уже, а я в одной рубахе. Да что же это… Что же вы так со мной…
Не отпуская его, Ивар повернулся к Арде, та слегка пожала плечами, и он отошел. Бард стоял на коленях, прижав ладони к шее. Дук болезненно улыбался. Силия качнулась в кресле так, что оно громко скрипнуло, и выкрикнула:
– А в сумке что? Ларка открывала ее? Говори, мерзавец!
Не ясно было, к кому она обращается, да и Дук был слегка ошарашен всем происходящим – он молчал. Бреси тер шею и что-то скулил. Ивар, поигрывая ножиком, пошел к ним, и Жиото, опомнившись, принялся низко кланяться и говорить:
– Открывамши, ваш милость, открывамши. Мы передохнуть стали, она все наружу и вывалила.
Ивар встал перед ним, заложил руки за спину, уперев в лицо Жиото тусклый взгляд.
– Что внутри?
– Зеркальце да склянки каки-то.
– Склянки?
– Бабы, которы блаародней, из них всякими этими… благо… вониями обливаются.
– Что еще?
В голове Дука качнулись невидимые весы, взвешивая все выгоды, все «за» и «против».
– Все, ваш милость, – произнес он, поднимая глаза и встречаясь взглядом с Иваром. – Скажи, Бард? Може, я пропустил чиво, я же ж не приглядывался… Да тока окромя всяких бабских… всяких склянок дамских, ничиво там не было.
Ивар покрутил в пальцах ножик и медленно вернулся к креслам.
– В фургоне осталось? – донесся приглушенный басок Мелона.
– Глупости, дорогой. – Голос Арды. – Оставить в фургоне семейные драгоценности и деньги? На постоялом дворе, хозяев которого впервые видишь? Быть может, Лара на такое и способна, но не отец.
– Но он же раненый был, – этот голос принадлежал Силии.
– Ты невнимательно слушала, девочка. Ему отрубили ногу уже после.
– Сколько раз я просила не называть меня девочкой!
Побледневший Бард поднялся с колен и воротом шелковой рубашки, надетой под расстегнутым кафтаном, отер кровь с шеи.
Ивар, наконец, повернулся к ним.
– Вы видели, чтобы господин что-нибудь писал? – спросил он.
Бард и Дук одновременно кивнули.
– Ваш милость, старенький господин просил эту… пергаменту и чернильца с перышком, – добавил Жиото. – А тута и селение впереди случилося. Мы с монахом туды потопали. Там сплошь мертвяки. Я в доме чара и нашел, что господин просил, отнес ему…
Силия, вскочив из кресла, бросилась к Дуку – тот отшатнулся, – залепила пощечину, бегом вернулась к столу, где стояли остатки недавней трапезы, схватила бокал и приникла к нему, давясь вином.
– Так вот кому мы обязаны этим завещанием… – протянул Мелон, тоже подходя к столу и наполняя второй бокал.
Ивар повернулся к креслу Арды. Они обменялись несколькими словами, затем господин громко сказал:
– У монаха под домом спросите, как найти Бруну. Она вам покажет, где спать. Теперь пошли вон, оба.
– Бард, друган, ты не думай, что я тебе не поверил тогда, – объяснялся Дук Жиото чуть позже. – Просто я привык правду говорить, понимаешь? Я ж не видал того капитана, и как там у вас все было – не видал. Сказал господам, что знаю…
Бреси уже оправился от пережитого в паласе, но все еще оставался хмур и о чем-то сосредоточенно раздумывал. Юное лицо его осунулось, вагант вдруг показался Жиото старше, чем раньше, словно за один вечер возмужал на несколько лет.
– Дук, да я тебе верю. Но они… Разве ж господа такими должны быть? Почему они такие недобрые?
Дук, полагавший, что господа попались как раз вполне обычные, вздорные и злые, промолчал.
Бруну, ключницу и первую помощницу управляющего замком, они нашли в длинном доме, что стоял за сараями. Выяснилось, что и спать им предстоит здесь. Поджав губы, толстуха провела гостей на кухню в торце постройки – там у горящего очага, сидя на низком табурете, молодая полненькая блондинка чистила почерневший от копоти чугунок. Звали ее, как вскоре выяснилось, Хлоя, и была она дочерью Бруны.
– Хлеб только остался, – сказала ключница, зевая во весь рот. – Хлеб да вода.
– Нам бы вина, – подал голос Бард Бреси. – Мы и заплатить можем… – он умолк, когда Дук, громко хохотнув, хлопнул его по плечу.
– Шутит вагант, – сказал он. – Давайте хоть воду, мамаша. И хлеб тоже.
Хлоя вскочила, улыбаясь гостям, сунулась в кладовку. Они сели за стол. Огонь в камине догорал, слабые отблески ложились на бревенчатые стены, полки и свисающие с низкого потолка связки трав.
– Мамаша, как там старенький господин? – спросил Жиото, отламывая кусок от краюхи.
Толстуха нахмурилась.
– А тебе зачем?
– Мы ж его столько несли на себе. Жалко, он мучился так, сами посудите – ему топором ногу оттяпали.
– В паласе они, на третьем этажу, и лекарь наш там, – сказала Бруна. Дочь тем временем села за столом напротив, подперев кулаком подбородок и переводя взгляд блестящих влажных глаз с Бреси на Дука и обратно.
– Ну, если в вашем замке лекарь есть, так, может, выздоровеет еще господин, – повеселел Жиото, но Бруна лишь презрительно отмахнулась.
– Это ж Хашик. Старик он и пьяница, все, что знал, – давно позабыл. Да и знал немного.
– А госпожа Лара где? – спросил Бард. Он был на удивление немногословен и о чем-то хмуро размышлял.
– И монах, который с нею был, слуга ее? – добавил Дук.
Бруна опять зевнула.
– Спят они, комнату мы для их прибрали, рядом с господином Жерантом. А монах ваш под дверью лег. Я ему говорю: иди к слугам, к остальным, че разлегся здесь, боров? Иди помойся, воняет от тебя, а после – в дом, где все…
– А монах так на нее зыркнул, – звонким голосом подхватила Хлоя, – мамаша аж струхнула и побыстрее оттуда…
– Ты чего до сих пор здеся? – обозлилась Бруна. – Закончила прибираться? Пошла спать! Ишь, глаза вытаращила, блядина! Пошла, пошла, говорю!
Хлоя закусила губу и выскочила из кухни.
Ключница велела:
– Ешьте быстрее. Как поедите – вон, видите, вторая дверь? Там дальше комната, где дворовые люди спят. Место есть. Народу мало осталось. Тряпье там валяется, завернетесь. Ясно вам? Да не рассиживайтесь тут, и так за полночь. Я вас вместе со всеми подниму с самого ранья. Мне приказали вас обоих к работе приставить.