Лара быстро устала. Полоса Разлома еще виднелась позади, когда она остановилась и произнесла:
— Погодите.
— Вы бы оперлись о мою руку, — рискнул предложить Бреси. — Я вот совсем не утомился, я вам запросто помогу... — но она покачала головой и села на землю.
На самом деле Бард тоже устал, да еще и есть хотелось так, что желудок скрутило.
Дук Жиото украдкой дожевал черствый хлеб, завернутый в тряпицу кусок которого он нашел в своей котомке, и повернулся к ним. Оставив волокушу, Вач подошел ближе и предложил:
— Могу понести.
— Не надо, — сказала Лара. — Сейчас пойдем дальше.
— Далеко нам еще, госпожа? — спросил Жиото.
Она оглядела равнину. Скалистые предгорья напоминали лежащие на земле, местами поросшие мхом кости гигантского зверя.
— Я плохо помню. Нет, кажется, недалеко. Скажите... — она ненадолго задумалась над тем, к кому обратить вопрос. — Ты, вагант, скажи, что с нами делали эти двое? Там, в лесу? Я проснулась, когда в рот всунули тряпку, а голову накрыли мешком. Потом куда-то долго тащили, и только в тех страшных зарослях...
Бреси, стараясь выглядеть рассудительным и много знающим, произнес:
— Это шаман дикий был и ведьма, я точно знаю. А та пещера у них для ритуалов, госпожа.
— Но что они делали? Как мы из леса попали в Разлом?
Бард растерянно замолчал.
— Так ведь магия, госпожа, — вступил в разговор Дук. — Кто ж в ней разберется, кроме чаров да шаманов с ведьмами?
— Дромос, — сказал Вач, и Лара повернулась к нему.
— Что ты говоришь?
— Дромос. Проход.
— Какой проход?
Толстяк, пожав плечами, проворчал:
— Идти надо. Темно скоро. Волки. Или медведи. — Он махнул рукой сначала в сторону леса, а после на горы. — Пошли. Не могете — я понесу.
Лара покачала головой и встала.
Когда они добрались до вершины широкого холма, Лара спотыкалась и чуть не падала. Она не захотела опираться на руку Дука Жиото, но не отвергла помощи Барда Бреси. Вагант порозовел от гордости.
— Узнаю эти места, — сказала она, оглядев окрестности с вершины. Впереди далеко в равнину вдавалась большая каменная осыпь, след когда-то сошедшего с гор и давно растаявшего ледника. — За ней наш замок. А вон, видите...
— Домики, — сказал Вач, поднял волокушу со стариком и заспешил вниз по отлогому склону.
— И вправду селение, — обрадовался Бард. — Дук, друган, ты видишь? Хоть поедим чего...
Они достигли подножия, и тут старик, с самого Разлома не подававший голоса, что-то простонал.
— Дед! — Лара бросилась к нему, заставила Вача отпустить волокушу и склонилась над Жерантом. Лицо того было серым, глаза запали.
— Перо, — прохрипел он, глядя на внучку почти бессмысленным взглядом. — Перо дай. Чернила.
— Бредит он? — участливо спросил Дук, подходя ближе.
— Пергамент... — сказал Жерант.
— Зачем тебе? — спросила Лара, чуть не плача. — Ты что-то написать хочешь?
Сухие морщинистые губы, ставшие такого же цвета, как и пепельная кожа вокруг них, шевельнулись. По щеке потекла слеза. Жерант кивнул.
— Писать.
— Идемте к этой деревне быстрее! — заторопилась Лара, выпрямляясь. — Как тебя... Вач, тяни дальше!
Толстяк повернулся к Бреси и приказал:
— Ты тяни.
— Почему? — удивился тот.
— Тяни! — Вач подтолкнул его к волокуше и сказал Дуку: — Охраняй.
— А ты куда? — спросил Жиото.
— Гляну.
Он взглянул на Лару, на Дука и заспешил к хижинам, крыши которых виднелись далеко впереди.
— Это он на разведку пошел, — пояснил Бреси, хватаясь за волокушу. — Дук, друган, помог бы ты мне...
Жиото проследил взглядом за кожаной сумкой, удаляющейся вместе с толстым, и ответил:
— Ты сам тащи, мне ж вас охранять надо.
Теперь они шли медленно: вагант был куда слабее Вача. Пологий холм остался позади, оползень приблизился. Толстяк давно скрылся из виду. Лара несколько раз вздыхала, словно хотела что-то спросить и не решалась, и, наконец, заговорила: