Микко склонила голову набок, рассматривая деревянное блюдо с тщательно продуманной композицией из суши. Выражение ее лица оставалось непроницаемым. Обычно трудно было догадаться, о чем она думает.
— Я отдыхаю за этим занятием, — сказала девушка. — Похоже на оригами, только это можно есть.
После обеда Теодора с отцом пошла в Инман-сквер поесть мороженого в кафе Коунхедов. Керри, его владелица, похоже, удивилась, увидев их, но, наполняя мороженым вафельные трубочки, болтала с ними как ни в чем не бывало. Пока мама девочки была жива, Оглторпы часто заходили в это кафе. Но после того, как она умерла, отец и дочь долго здесь не появлялись.
Старые деревянные стулья в уголке, где они обычно сидели, были отполированы до блеска спинами бесчисленных посетителей. Теодора и ее отец молча ели мороженое. Странно сидеть здесь, где все так знакомо, только вдвоем. Девочка грустно улыбнулась, и отец улыбнулся ей в ответ.
В тот же вечер мистер Оглторп пришел поцеловать дочь на ночь. Чтобы присесть на краешек кровати, ему сначала пришлось освободить место от видеодисков, компьютерных игр, голографических картинок. Когда он переносил их на письменный стол, что-то соскользнуло на пол.
— Что это? — спросил он, подняв маленькую квадратную картинку из пластика. Свет от ночной лампы просвечивал сквозь нее.
— Это тату Гильдии Хранителей драконов, — сказала Теодора. — Оно смывается.
Отец покачал головой:
— Додо, я думал, ты больше не будешь тратить свои карманные деньги на эту драконью чепуху.
— Это не обычные драконы, а крылатые.
Теодора вылезла из постели, взяла тату и аккуратно положила ее в постоянно пополняемую и свято хранимую коллекцию виверн под окном.
— Я и не тратила на нее деньги, а получила бесплатно в пакете с мюсли.
Мистер Оглторп закатил глаза:
— Лучше бы я никогда не брал тебя на тот фильм. Надеюсь, ты не забыла, что сейчас летние каникулы.
К восторгу Теодоры, он сказал это под распростертыми крыльями виверны из папье-маше, которую она сделала на уроке изобразительных искусств. На нее полностью ушли два воскресных выпуска «Бостон Глоб»: размах крыльев виверны достигал шести футов. Ее открытый клюв оказался всего в нескольких дюймах над головой мистера Оглторпа.
— Я не хочу, вернувшись, обнаружить, что ты превратилась в одну из тех слепых саламандр, которые живут в пещерах. Тебе следует отказаться от мюсли с мармеладками в форме виверны и стать серьезнее.
Теодора скользнула под одеяло.
— Если ты возьмешь меня в Лаос, я оставлю дома всю свою коллекцию, даже карточки с картинками.
Мистер Оглторп поцеловал ее и остановился на пороге, положив руку на выключатель.
— Радуйся, что я не принял предложение тети Мэрайи и не послал тебя во французский лагерь. А теперь засыпай.
На следующее утро они вместе с багажом погрузились в машину и поехали в аэропорт. Мистер Оглторп летел в Нью-Йорк, где должен был присоединиться к другим участникам экспедиции и отправиться в далекий Лаос. У выхода на посадку Микко стояла поодаль, пока Теодора прощалась с отцом.
— Задушу тебя в объятиях, — сказал мистер Оглторп и крепко обнял дочь, оторвав ее от пола.
— И я тебя тоже! — воскликнула Додо, обнимая папу, когда он снова поставил ее на ноги.
Затем ученый помахал Микко, сказал: «До августа!» — и исчез в проходе металлоискателя.
На обратном пути Теодора все время молчала, только иногда глубоко вздыхала. Все шло к тому, что лето будет отвратительным. Двое ее лучших друзей — а других-то и не было — вернутся в город только за неделю до окончания каникул. Мило уехал с матерью и отчимом на два с половиной месяца в Калгари, штат Альберта, а Вэлери томилась в оркестровом лагере в Адирондаках.
Когда еще один глубокий вздох послышался с заднего сиденья, Микко взглянула в зеркало заднего вида. Додо настолько съехала вниз, что виднелась только макушка.
— Я захватила куски старой булки, — сказала Микко, прерывая следующий вздох. — Пойдем кормить уток?
Они повернули к Маунт-Оберн, большому викторианскому кладбищу недалеко от Харвард-сквер. Микко припарковала машину, и они пошли по дорожке к их любимому утиному пруду вдоль могил с мраморными урнами, обелисками, увитыми розами крестами, меланхоличными ангелами и даже миниатюрными греческими храмами. Кладбище Маунт-Оберн не было таким уж печальным благодаря пронизанным солнцем огромным старым каштанам и дубам и малиновкам, прыгающим по блестящей зеленой траве между могилами.