Анна хотела спросить водителя — что это за белый минерал, но тут вдруг впереди послышался странный шипящий звук. Как в замедленной съемке, она видела, как черная точка с гудением летит прямо на них, оставляя огненный след в сумеречном воздухе. Артем вскрикнул, и попытался отвернуть в сторону — но пространство для маневра было сильно ограничено. Он съехал боковыми колесами с дороги, и «Лэнд-Крузер» накренился, зацепившись днищем за склон. Этот маневр спас им жизнь. Снаряд угодил в склон — точно там, где оказалась бы машина через долю секунды, не вильни Артем в сторону. Бухнул взрыв, автомобиль сорвало со склона и перевернуло на крышу. Секунду поднималась пыль, потом порода на склоне пришла в движение — целый пласт как один, разом. Словно заколебавшись, огромная масса чуть подвинулась, замерла в нерешительности, а потом со звуком перекатывающихся камней и треском ринулась вниз, погребая под собой «Лэнд-Крузер», и его пассажиров.
Глава 4
Обходные пути
В помещении царил душный полумрак, на каменных стенах плясали тревожные отсветы земляных факелов. Возле стены, под перевернутой черной воронкой воздуховода, тлела углями жаровня.
Питер, глава Королевской службы охраны, был совершенно обнажен. Его мощное мускулистое тело блестело от пота. Руки и ноги были надежно зафиксированы кожаными петлями на странной деревянной конструкции, напоминающей хирургический стол. Возле него стояли двое в черных балахонах с клобуками, скрывавшими лица.
— Вы ведь знаете, почему мы вас полностью раздели, верно? — Спросила одна из фигур. Тень от клобука скрывала лицо — но голос был вполне узнаваем. Лаврентий, один из самых влиятельных придворных, и глава конкурирующей спецслужбы.
Питер промолчал, не удостоив говорившего даже взглядом.
— Безусловно, знаете, — продолжал Лаврентий, — видите ли, для любого человека, любая одежда — это броня, защита. Лишаясь одежды, вы ощущаете себя моллюском без раковины. Причем этот механизм работает вне зависимости от того, знаете ли вы о нем, или нет.
— По крайней мере, я все еще в своей шкуре, — неожиданно заговорил прикованный, — вы ведь знаете, чем традиционно карается измена в нашем королевстве?
— Те, кто изменил Алому Королю, остались безнаказанными, — ответил Лаврентий, — наша добрая королева нарушила эту традицию, и тем самым предала ее забвению. Так что, не извольте сомневаться — моя шкура останется при мне. А вот насчет вашей могут быть определенные сомнения.
— Но не беспокойтесь раньше времени, — вмешалась вторая фигура в балахоне; голос премьер-министра Грегора легко опознал бы любой подданный королевства, — мы же не варвары какие-нибудь.
— Ваши мучения, коллега, совсем ни к чему, — поддержал премьера Лаврентий, — но вы понимаете — в нашем положении мы без колебаний используем любые опции.
Питер молча усмехнулся, и закрыл глаза.
— Что ж, — сказал премьер, — честно сказать, мы не очень рассчитывали на то, что разговор что-то даст.
— Если бы вы думали головой — то не поставили бы весь ваш план в зависимость от разговорчивости главного охранника королевы, — сказал Питер ровным тоном, не открывая глаз.
— Наш план мы поставили в зависимость от здравого смысла. И совести, — ответил Лаврентий, — да, да, коллега, не усмехайтесь! Именно от здравого смысла и совести! Сами подумайте, что было бы, если бы вдруг по каким-то причинам мы бы так и не узнали, где королевская печать? В конце концов, коронация бы прошла с новым талисманов, после выборов и по закону, подписанному Королевой. Да, вероятно, это привело бы к гражданской войне. Многие честные подданные погибли бы. Разоренные селения, дети сироты… вы этого хотите?
— Ребят, вы предали свою королеву. Устроили переворот. Пытаете самых верных подданных. Но пытаетесь на меня переложить ответственность за то, что будет происходить, — Питер открыл глаза, и с иронией поглядел в темноту под клобуком — туда, где были скрыты глаза предателя, — знаете, наверное, маньяки — убийцы, когда остаются наедине с собой, в темноте или перед смертью, тоже находят себе какие-то оправдания.
Фигуры в балахонах промолчали.
— Пригласите мастера! — Крикнул Лаврентий, обернувшись в сторону массивной деревянной двери, окованной ржавым железом.
Загремели цепи, заскрипел засов, дверь с протяжным стоном отворилась. В пыточную вошел худой высокий человек в белой хламиде. В руке у него было нечто вроде деревянного венчика. В широко распахнутых глазах человека метались отсветы огня в жаровне, тонкие губы были плотно сжаты. Он подошел и встал рядом с чиновниками в балахонах, разглядывая распластанного на «столе» Питера.