Лорри осмотрелась. В прошлые посещение все ее внимание занимали домик и лошадь-качалка. Теперь она старалась определить, насколько похожа эта комната на ту, в которую Лотта привела Финеаса и Фибе. Стула нет, но на стенах по-прежнему полки. Впрочем, на них нет книг, кувшинов, бутылочек и пузырьков. И на нитях не висят сушеные травы. Она посмотрела на пол. Большую часть комнаты занимает основание дома, еще часть – лошадь. Но слабые очертания рисунка, который гораздо ярче в кукольном домике, еще заметны.
Слабый звон привлек внимание Лорри к дому. Сабина снова играла цепочкой, свисавшей из одного ящика. Лорри подошла, как будто сама мисс Эшмид ей велела это сделать. Девочка наклонилась, повернула ключ и открыла ящик. Это был не тот, в котором лежали куклы Финеас и Фибе, а соседний. И Лорри не удивилась, обнаружив в нем две маленькие фигуры.
Одна выше Финеаса и Фибе, другая гораздо меньше. Девочка подняла большую. Кожа лица и рук коричневая, а волосы, которые чуть выбиваются из-под кружевного чепца, как у Холли, черные и курчавые. Платье тоже такое, как у Холли, только цвет другой – светло-желтый, и по нему разбросаны белые цветы размером в булавочную головку. Как и на Холли, на кукле одет передник, который спускается почти до края длинной широкой юбки.
Вторая, меньшая кукла – это мальчик, намного моложе Финеаса. На нем красно-белая куртка в крошечную клетку и синие брюки, а вокруг горла повязан трехцветный шейный платок. Кожа у него такая же коричневая, как у куклы женщины, а голова покрыта густыми черными завитками.
Лорри положила куклу женщины на колени и взяла в руки мальчика. И снова ее поразило тонкое шитье одежды. Как можно шить такие крошечные вещи? Послышался слабый треск…
Лорри оглянулась. Возможно, на этот раз Сабина ни при чем, но одна сторона кукольного домика медленно раскрывалась. Лорри снова увидела кухню, зеленую спальню и маленькую комнату с раскрашенным полом, точно такую же, как та, в которой она сейчас находилась.
На столе нет подготовки к пирогу. Казалось, это обеденный стол, и пора подавать блюда. На большом столе и на столе поменьше расставлены тарелки и чашки. А плита вся уставлена кастрюлями и сковородками.
Лорри поставила женщину у стола с тарелками и попыталась поставить мальчика у плиты. Но он не мог или не хотел стоять. Тогда она усадила его на маленький стул. Между нею и домиком пронесся снежный вихрь. А когда снег исчез, Лорри обнаружила, что она не на лошади, как думала сначала, а сидит в санях. По самые плечи она укутана в белый мех, а на голове у нее капюшон, подбитый мехом. В санях есть еще кто-то, и Лорри быстро повернулась, чтобы разглядеть свою спутницу.
На ней тоже меховой капюшон. В свете заходящего красного солнца капюшон красный, а мех вокруг лица белый. Лотта привычно вела сани. Сани маленькие, в виде лебедя с гордо изогнутой шеей и высоко поднятой головой. Лошадь, бегущая перед лебедем, тоже белая, но упряжь ее такая же красная, как капюшон, и на бегу раскачиваются кисти и звенят колокольчики. На коленях у пассажирок ветки, от которых пахнет сосной. Рождественский запах.
– Веселого Рождества, Лорри! – Радостный голос Лотты перекрывает звон колокольчиков. Она уже не девочка, а молодая женщина. Но это та же Лотта, и Лорри улыбнулась ей в ответ.
– Веселого Рождества!
Все это: стремительный бег по заснеженной дороге, звон колокольчиков, запах сосны и все остальное – так возбуждает. Но впереди Лорри не увидела, как ожидала, красные кирпичные стены. И если они едут в Восьмиугольный дом, то впереди еще долгая дорога.
– Украсим стены ветками падуб! – пела Лотта. – У нас нет падуба, но есть сосна, Лорри. А день сегодня замечательный.
– Да!
Из-под копыт лошади летел снег. Часть его застревала в распростертых крыльях лебедя, которые защищали всадников. Было холодно, но все тело Лорри, кроме кончика носа, оставалось в тепле. Она пошевелила руками и обнаружила, что под шубой они не только в перчатках, но и в муфте.
– Куда мы едем? – осмелилась спросить девочка, когда не увидела Восьмиугольный дом, хотя они уже дважды повернули и теперь видели впереди открытую местность, по которой пролегали две глубокие колеи дороги.
Лотта подергала вожжи, словно заставляя лошадь бежать быстрее.
– Я… – начала она, и тут послышался долгий печальный вой. Лошадь заржала. К ним навстречу устремились две собаки, а за ними всадники. Лотта натянула вожжи, и снова зазвенели колокольчики на упряжи. Лошадь пошла медленней и наконец остановилась.
Лорри ощутила дрожь, какой не испытывала раньше. Что-то было в этих собаках, во всадниках за ними… Она не понимала, почему испытала прилив страха, но услышала, как Лотта негромко говорит:
– Ты чувствуешь их мысли, Лорри, они тянутся к тебе, как тени на снегу, чернят его, портят. То, что они сделали, то, что собираются сделать – вот что мы ощущаем, появившись раньше их, это вкус ветра.
Порыв ветра ударил в лицо, и Лорри почувствовала тень старого злого запаха. А Лотта продолжала:
– То, что ты чувствуешь, Лорри, это семена страха. Никогда не забывай, что у страха есть семена, и эти семена – жестокость. Есть охотники и добыча, те, кто бежит, и те, кто преследует бегущих.
Одна из собак почти поравнялась с санями. Подняв голову, она залаяла. Лотта свистнула – всего лишь одна-две ноты, высокие и пронзительные, но собака заскулила и отскочила.
– Ваш слуга, мэм. – Лорри так внимательно наблюдала за собакой, что не видела, как первый всадник подскакал к самым саням. Теперь он слегка наклонился в седле, будто хотел получше разглядеть их.
На нем шляпа одета с широкими полями, перевязанная шарфом, который идет по верху шляпы, спускается на уши, а под подбородком завязан узлом. Воротник теплого зимнего пальто поднят, а на руках плотные перчатки.
– Что вам угодно, сэр? – Лотта с ним не поздоровалась.
– Совсем не хочу тревожить таких прекрасных леди, мэм. – Кончики усов высоко подняты и застыли. Лорри подумала, что он пользуется каким-нибудь спреем для волос. Маленькая заостренная бородка при каждом слове поднимается и опускается поверх клетчатого шарфа. – Вы встретили кого-нибудь на дороге?
– А почему вы спрашиваете? – вопросом на вопрос ответила Лотта.
– Мисс Эшмид, мэм. – К первому всаднику присоединился второй. Лицо его покраснело от многих часов, проведенных на холоде. Из-под меховой шапки торчали непричесанные светлые волосы. Шапка старая и местами облезшая.
– Констебль Уилкинс, – поздоровалась Лотта.
– Мы ищем беглых рабов, мэм. Это шериф с нижнего течения реки. Сбежали двое, мэм, женщина и мальчик. Обязанность каждого законопослушного гражданина вернуть их, мэм.
Лорри показалось, что мистеру Уилкинсу неловко. Лотта продолжала спокойно смотреть на него, как когда-то смотрела на Финеаса, когда тот возражал против ее помощи.
– Нам хорошо известен закон, констебль Уилкинс. Говорите, мальчик и женщина? Плохая погода для тех, на кого охотятся.
– Это их собственный выбор мэм, – вмешался второй мужчина, – полностью их собственный выбор. Вы, разумеется, их не видели. – Но Лотта подумала, что это не совсем вопрос. Всадник словно ожидал, что Лотта ответит «нет», и не верил, что она говорит правду.
– Мы никого не видели. А сейчас уже поздно, и ветер стал сильней. С вашего разрешения, джентльмены. – Лотта дернула вожжи, и белая лошадь двинулась. Лорри подумала, что этот человек хотел сказать что-то еще, но сани уже снова скользили. Вопросительно посмотрев на Лотту, она увидела, что с лица старшей девушки исчезло счастливое выражение.
– Кажется, по миру ходит беда, даже в этот вечер, Лорри. И мы должны принять участие. – Она щелкнула языком, снова натянула вожжи, и белая лошадь пошла быстрей.
Лорри оглянулась. Она по-прежнему видела две черные точки – всадников и слышала собачий лай. Сани въезжали в лес. Когда они оказались в тени деревьев, Лотта натянула вожжи и лошадь перешла на шаг.