Вместо ответа она указала локтем перед нами в сторону одного из высотных зданий.
Я не пошевелилась.
– Это Опера? Или Воздушный замок?
Она издала глубокий стон и опустила руку с сигаретой.
– Опера – это футуристическое дерьмо там, внизу. Слева от главного входа находится вход в бар.
– Бар?
– Бар на крыше. Последний писк. – Она указала на крышу многоэтажки, потом окинула меня еще одним уничтожающим взглядом. – Однако туда можно входить только совершеннолетним. И одетым соответствующим образом.
Я воздержалась от дерзких комментариев и улыбнулась.
– Благодарю. Может быть, вы могли бы подсказать мне время?
Женщина показала мне свои большие серебряные наручные часы, стрелки которых показывали 17:38. Секундой позже она повернулась ко мне спиной и продолжила бешеными движениями чиркать зажигалкой.
Если все люди в этом районе такие нервные, неудивительно, что из Нийола вышел такой засранец.
Я повернулась и направилась прямо к небоскребу. Между двумя закусочными был узкий проход, по которому на ветру взад и вперед покачивались лампочки. Я нырнула под них. В левой витрине магазина рядом с фарфоровыми чайниками громоздились пастельные пирожные, в правой – мастер суши, аккуратно расставивший свои творения на серебристом бамбуковом коврике. Они выглядели как маленькие произведения искусства, и их было жалко есть – как и сладости в соседнем магазине. Атмосфера была чистейшей воды декадентской, и беглый взгляд на клиентуру показал, что все они были деловыми женщинами.
Я тихо вздохнула, дойдя до конца переулка и очутившись перед следующей лестницей, которая на этот раз вела вниз. Она была значительно круче двух других, вдвое длиннее и заканчивалась у здания, которое, по общему признанию, как нельзя лучше подходило под описание «футуристическое дерьмо». Оно было в форме НЛО, и из его центра небоскреб взмывал вверх, как ракета. Справа и слева располагались похожие на крылья смотровые площадки, которые создавали впечатление, будто могут прийти в движение в любой момент. Тем не менее они выдерживали определенный вес, потому что на них было видно несколько движущихся человеческих точек.
Я всегда была больше поклонником старых зданий, лучше в викторианском или готическом стиле и с богатой историей, но это выглядело довольно впечатляюще.
Я быстро прыгала по ступенькам, в то время как сердце стучало все быстрее и быстрее.
Внизу, перед главным входом, перед заграждением образовалась небольшая очередь шумных туристов. На остекленных дверях были выгравированы серебряной краской слова «Королевская опера Тессаректа» и маленькие поющие птички. Рядом были цены на вход и часы работы. Четверо охранников в белых костюмах проверяли сумки и билеты посетителей. Я протиснулась до заграждения, стараясь не слишком обращать внимание на устремленные на меня взгляды, и подождала, пока один из вышибал не установит со мной зрительный контакт.
– Встаньте назад, – фыркнул он и повторил фразу на трех разных языках, прежде чем я успела ответить.
– Мне нужно не в Оперу, а в бар на крыше, – поспешно ответила я.
Он уже наполовину отвернулся, затем остановился и поднял бровь.
– Это для взрослых.
Будь проклят Нийол, который выбрал этот бар для встречи.
– Нужно быть совершеннолетним, – добавил он с самодовольной ухмылкой.
Я не позволю ему запугать меня.
– Да, я совершеннолетняя. И у меня там назначена встреча.
Он прищурил глаза.
– С кем?
Я изобразила приторно-сладкую улыбку, в то время как сердце болезненно забилось в груди.
– Вы должны это знать.
О боже, надеюсь, это не было огромной ошибкой и он был сообщником Фоса.
Один из его коллег присоединился к нам и, видимо, слышал последнюю часть. Позади нас нарастал громкий раздраженный ропот.
– Все в порядке, пропусти ее, Грег.
– Мы не можем пускать туда детей. Разве ты не слышал, что в последний раз они сделали с бедной свиньей, которая…
– Просто делай то, что я тебе говорю! – жестко бросил ему другой. Они обменялись долгими взглядами, потом Грег пожал плечами.
– Хорошо, под твою ответственность. Я не имею к этому никакого отношения.
Он снял заградительную ленту и махнул мне рукой.
– Сегодня твой счастливый день, малышка.
Мне потребовалось некоторое усилие, чтобы сдержать улыбку, когда я последовала его указанию. Сегодняшний день был в значительной степени противоположностью счастливому дню.
Тошнота усиливалась с увеличением цифр на дисплее рядом с зеркальной дверью лифта. Нежная фортепианная пьеса струилась через динамики. Наверное, это должно было действовать успокаивающе, но вызывало во мне прямо противоположные чувства.