Мы бежали минут пять. Остановились, тяжело дыша, под фикусом.
– Надо отнести мышей в полицию, – сказал Ваня.
– Те люди в квартире – они не полицейские, – ответила я, задыхаясь.
– Какая разница, кто те люди? Отнесем – и все.
– Не нужны они полиции, как ты не поймешь. Если это был нормальный ученый и проводил законные опыты, то это не мыши, а результат научных… – я сделала паузу, чтобы отдышаться, – и… исследований. Надо кому-то их передать. Чтобы ухаживали за ними вместо того японца, – и еще длинные вдох и выдох. – Сам подумай, кто за ними будет смотреть? Поставят в участке на подоконник? Они там сдохнут на следующий день от жары.
– Вообще-то он был живой, когда его погрузили в машину, – напомнил Ваня.
– Все равно будет долгая реабилитация, – ответила я, – мы все это проходили. У меня пятерка по инсультам.
– А если ученый ненормальный и опыты незаконные? – спросил он.
– Тогда не знаю, – призналась я, – могу позвонить маме.
– Давайте отнесем в полицию. Они лучше нас разберутся, законные крысы или незаконные, – Ваня все больше раздражался.
Настя молчала. На нее в свете фонаря бросал тень огромный фикус. Она поставила переноску на мостовую. Вид у песчанок был несчастный, они тяжело дышали, будто сами только что пробежали километр.
Пока мы спорили о возможности или невозможности обратиться в полицию, она села на корточки и гладила мышей, просовывая пальцы в мелкую решетку, а потом сказала:
– Они меня видели.
Мы, онемев, уставились на нее.
– Когда я спустилась за клеткой, они, вернее, один мужчина увидел меня в разбитое стекло. Они же разбили стекло, чтобы открыть дверь.
– Там было темно? – спросила я, надеясь, что она ответит «да» и мы займемся надуманным спасением песчанок дальше. Я даже готова была отнести их в полицию, только бы больше не иметь дел с мужчинами в черном.
– Нет, – грустно ответила она, – было очень светло, от фар их машины. Один точно хорошо меня рассмотрел. Я еще подняла голову и посмотрела на него.
– Чертовы мыши, чертовы мыши, – прошептала я.
– Знаете что, – продолжила она, – это в самом деле были не полицейские. И мне показалось, что с ними что-то не так. Ну, знаете, когда чувствуешь опасность просто так, когда смотришь на человека. Когда хочется держаться подальше.
Я с тоской вспомнила питерских чудовищ – плезиозавров, лепидосирен и кистеперых рыб и шепотом ответила:
– Знаю.
Мимо проехала машина. Водитель, бородатый мужчина, внимательно на нас посмотрел.
Настя подняла клетку с мостовой.
– Идем отсюда.
Мы свернули на неосвещенную улицу и пошли в сторону нашего острова, прячась каждый раз, когда вдалеке показывалась машина.
Вход на Ортиджию – широкий перешеек между островком и Сиракузами, по обеим сторонам от него покачивались на причале укрытые тентами рыбацкие лодки. Перешеек и несколько улиц за ним были ярко освещены: тут, в туристической части, еще встречались редкие прохожие и были открыты несколько ресторанов и кафе, хотя все они были пусты, и официанты снимали скатерти со столов и поднимали наверх стулья.
В катакомбах, как называла мама нашу и несколько ближних улиц, было темно, хоть глаз выколи, и стояла гробовая тишина – младенцы спят, телевизоры выключены. Мы включили фонарики на телефонах и пробирались к дому, поминутно попадая не туда и спотыкаясь о кошек, которые в это время выходили стаями на свои ночные бдения.
– Нас тут никогда не найдут, – прошептал Ваня, перешагивая через кошку.
– Они найдут нас за полминуты. Первая же бабка покажет улицу и дом. И еще в какой одежде вы приехали и какого цвета у вас чемоданы. Ну и заодно – что мы ели на завтрак позавчера, – ответила я, открывая дверь домой. Замок проскрипел, и мы вошли в гостиную.
По ночам в Старом городе особенно остро пахло морской сыростью. Когда солнце заходило, запах выползал из каменных стен. Душащая сырость прилагалась к морю и солнцу, но была непереносима. Ночами она заползала в нос и мешала спать. Сегодня, после ночной прогулки, она ощущалась особенно остро: сыростью тянуло от ковров на полу, от дивана, она сочилась сквозь щели входной двери, заползала в нос и кружила голову.
Ваня ходил туда-обратно по комнатке, Настя доливала воды в поилку и тихо говорила что-то мышам.
– Тупо получилось, – заключил Ваня после десятой проходки.
– Ничего не тупо, – возразила сестра из ванной, – кто знает, что бы было, если бы не мы.
– Бы-не-мы-не, – передразнил ее брат. – Откуда ты знаешь, что у них там в башках? Может, это датчики слежения? И вообще. Они на такой жаре к утру передохнут!
– Не передохнут! У меня точно не передохнут! Скорее я умру от твоего занудства! – выпалила Настя, и они начали обычную перепалку, переходящую с мышей на личности, потом обратно на мышей и опять на личности.